Лукьяненко

«Да, прав писатель. Вся история нашего народа — народа земледельческого, — думал Павел Пантелеймонович, — воспитанного в мирных занятиях, в кротких нравах и в борьбе с суровой природой, показана им верно и мудро. Нелегко, с кровавым потом доставался хлеб и нашим степным труженикам — кубанцам. На заре своей многострадальной истории вынуждены были они и землю-кормилицу пахать, и на ружьишко не забывали поглядывать — всякую минуту посягательства недругов ожидали. И редко, совсем редко баловала погода нашего пахаря-воина, защитника рубежей юга России. Что с того, что осень порою хвасталась, обещая: «Я поля уряжу». Весна частенько подводила, была несговорчивой: «А я еще погляжу!» Лето же злое губило ниву суховеями. Истинным благом всегда для полей был снег. Потому что он для ростков — шуба теплая, засыпают они под ним, согретые, и не страшны тут никакие холода. Майский дождик же, сладкий и милый, — подлинное благо, и крестьянин произносит, восчувствуя: «Подай дождя на наш ячмень, на барский хмель, на бабину рожь, на дядину пшеницу, на девкин лен — поливай ведром!» Будет, знает крестьянин, и хлеб и прядиво будет. Неспроста поется в нехитрой песенке про этот случай:

Посей, млада, ленку,
При дорожке, при току.
Ты расти, расти, ленок,
Тонок, долог и высок…

Шел да шел Павел Пантелеймонович по старой, выбитой, но чистой от недавних дождей улице. Мощенный кирпичом-железняком тротуар неказист, того и гляди споткнешься, а Павел Пантелеймонович идет и все вычитывает да вычитывает новые и новые яркие кусочки: «Все хорошее и высокое в человеке приобретается трудом; труд ведет вперед и людей, и народы… Истинный труд только там, где человек добывает хлеб в поте лица… а не там, где стараются обогатиться внезапно и без труда. Да и спасибо русской зиме и стуже: они по пословице — подживляют ноги».

И кто же на всей Руси не знает про самый ценный и дорогой хлебный злак — пшеницу?! Озпмая и яровая самых разных пород: простая, русская, гирка (голая и красная), арнаутка, белотурка, кубанка, усатка, одесская и прочие. Особенный это злак. «Великий прихотник и капризник», растет оп только в том краю, где тепло длится не менее четырех месяцев в году. Неспроста на вопросы: «Еще кто друзья хлебам?» — отвечают крестьяне; «Известное дело — солнышко красное всему голова. Без него смерть настоящая. Пусть почаще солнышко на наши поля заглядывает: любим мы это».

Осень пролетела. Зима прошла благополучно для хлебов и весна. Вот и лето.

«Хорошее ноне лето послано, сухое, умное: вовремя дождем попрыскивало, вовремя солнышком присушало», — удовлетворенно рассуждает хлебороб.

И приходит наконец осень — венец всего дела, итог. Богатый случится урожай — всенародная радость и праздник. Пшеница скошена. Жнецы идут вечерять, а впереди них — красавица крестьянка. Голова украшена васильками, как и последний сноп с нивы — дожинок. Раскрасавица жница рвала последние колосья, разделяла их на две части и клала крестом на землю. Вязали жнецы преогромный сноп и сажали на него свою избранницу. Тут же плели из колосьев и васильков венки, снимали девицу со снопа, наряжали ее венками и шли всем дружным гуртом, единой семьею за ней. Она же несла в руках связанную ею фигуру в форме креста из хлебных колосьев. Так наивно, поэтично и весело праздновали конец жатвы русские пахари.

«Теперь не то. Теперь праздник урожая становится всенародным массовым торжеством, — отметил про себя Павел Пантелеймонович. — Ниву же растят нынче не одни только колхозники с учеными. Собирают хлеб теперь всем миром — и город, и станица, чтоб ни колоска, ни зернышка не обронить впустую… Жаль только, что некоторые интересные, красивые обычаи и обряды утеряны или совсем забыты. А было в них много смысла и большой поэзии».

Так, покамест Павел Пантелеймонович не спеша добирался домой, он и пролистал всю книжку, освежил память свою. Нежданно-негаданно для себя он, как и в юности, пережил все приключения, происшедшие с кулем хлеба весом в девять пудов с походом, пока не попал тот наконец на товарную биржу в северную столицу — град Петров.

— «Пожелаем нашему хлебу счастливого пути, его покупщикам — приятного аппетита: хлеб рушать — на здоровье кушать», — произнес он вслух напутственные строки старинной книжки.

Случаются такие вот редкие минуты блаженства, равные счастью: он ощутил вдруг в себе могучий прилив созидательных сил. И, как в далекие годы молодости, снова хотелось работать, не замечая времени, не зная усталости, выращивать новые стойкие и урожайные сорта хлеба, чтоб нивы наши тучнели и густо колосились, давали щедрое зерно, зерно отборное, чтоб, как говорится, ни соринки в нем, ни пылинки, чтоб соотечественники наши, весь наш многонациональный великий Союз никогда не испытывали нужды в хлебе. И на столе каждого трудящегося человека — в будни ли, в праздник ли — красовался бы хозяин всякого застолья — добротный каравай свежего хлеба!