Луна и Смерть

Тебя не знают ни смоковница, ни бык,
ни кони, ни в твоем саду термиты.
Тебя не знают ни дитя, ни вечер;
да, это так, ведь ты навеки мертв.

Тебя не знают ни хребтина камня,
ни черный атлас твоего распада.
Тебя не знают и твои воспоминанья;
да, это так, ведь ты навеки мертв.

Настанет осень – с гроздьями туманов,
ракушками, далекими горами, —
никто в твои глаза взглянуть не сможет;
да, это так, ведь ты навеки мертв.

Да, это так, ведь ты навеки мертв,
подобно всем, кто в этом мире умер,
подобно всем, кто умер и забыт
средь мертвых псов, угасших, словно звезды.

Тебя никто не знает. Да. Но я тебя пою.
Пою, спеша запечатлеть твой облик, твою стать.
Твою мужскую зрелость, узнанную мной.
Твое стремленье к смерти, привкус ее губ.
Пою печаль твоей веселости отважной.

Наверное, когда-нибудь еще родится
такой, как ты, андалусиец – с вечной жаждой риска.
Пою, стеная, будущую жизнь его
и вспоминаю грустный ветер над листвой оливы.

Диван Тамарита

Перевод Анатолия Гелескула

Газеллы

I Газелла о нежданной любви

Не разгадал никто еще, как сладко
дурманит это миртовое лоно.
Не знал никто, что белыми зубами
птенца любви ты мучишь затаенно.

Смотрели сны персидские лошадки
на лунном камне век твоих атласных,
когда тебя, соперницу метели,
четыре ночи обвивал я в ласках.

Как семена прозрачные, взлетали
над гипсовым жасмином эти веки.
Искал я в сердце мраморные буквы,
чтобы из них сложить тебе – навеки,

навеки: сад тоски моей предсмертной,
твой силуэт, навек неразличимый,
и кровь твоя, пригубленная мною,
и губы твои в час моей кончины.

II Газелла о пугающей близости

Я хочу, чтоб воды не размыли тины.
Я хочу, чтоб ветер не обрел долины.

Чтобы слепли ночи и прозреть не смели,
чтоб не знало сердце золотого хмеля,

чтобы вол шептался с лебедой вечерней,
чтоб, не видя света, умирали черви,

чтобы зубы череп оголил в оскале,
чтоб желтел их отблеск и на белой шали.

Я слежу, как бьется ночь полуживая,
раненой гадюкой полдень обвивая.

Зелен яд заката, но я выпью зелье.
Я пройду сквозь арки, где года истлели.

Только не слепи ты чистой наготою —
как игла агавы в лозах над водою.

Дай тоской забыться на планете дальней —
но не помнить кожи холодок миндальный.

III Газелла об отчаявшейся любви