Луна и Солнце

«Дорожку к бане метёлка тщательно мела, топор рубил дрова, и каждое полено спешило прямо в печь. А та им дверку открывает, на огонёк всех приглашает, да воду вмиг подогревает. Ковши таскают воду в таз, мочалки ждут работы, и веники, стоявши в ряд, запариться готовы. На полках разные масла: для головы, для ног, лица. Отвары из ромашки, крапивы, василька. Пар, жар – готова баня! Зашли быстрей в парилку – и на лежанку с сеном. Ковш поддаёт парку, пихтовый веник на ходу: он хлещет, парит, обжигает, старухе спину разминает, а таз с головы до пят водой холодной обливает. Мочалка шоркает девицу, масла по волосам стекают, а те струятся, золотятся да локон к локону ложатся. Отваром личико умоет – и гуще кажутся ресницы, и ярче губы и глаза, и свежестью полна она. Попарились, помылись, в предбанник вышли – за столом для старенькой колдуньи чарка с медовухой, свиные уши с языком, а для младой девицы – морсик из ирги, малины и черники чашка, да пряные коржи».

В предбаннике Ягишна сняла с полки крохотную баночку, в которой виднелась тёмная мазь. Подцепив её чуть-чуть пальцем, старуха намазала бородавку на носу – и та, лопнув, исчезла. А Катерина, надевая сорочку, с ужасом посматривала на Ягишну: левая нога колдуньи была сплошная кость, обтянутая тонкой кожей. Обвисшая до колен грудь мешала ей двигаться, выступающий горб был весь усеян бородавками, а мочки ушей свисали под тяжестью золотых серёжек с крупным янтарём. Колдунья постоянно прикасалась к ушам трясущейся рукой, боясь потерять это украшение, которое, как было видно, дорого ей. При всём этом пугающем и отталкивающем виде глаза колдуньи пленительно притягивали – они были чисто-небесного цвета, веки окружали бесконечные морщинки, и даже осталось несколько ресничек, но не в этом интерес. Доброта, которая наполняла глаза колдуньи, была беспредельной – ею можно было окутать всех обиженных и несчастных людей на свете. Когда она прищуривалась, глаза наполнялись сочувствием, а когда опускала вниз, за ними скрывалось одиночество. Смотрела на девицу – и её лицо было хмурым и злым, она всё время ворчала на красавицу, да вот только глаза выдавали её с потрохами: блестевшие и радостные, они ловили каждое внимание со стороны девицы. Старухе было безумно приятно хоть словом обмолвиться с живым человеком, который не страшится её, с тем, кто не бежит от неё, крича вслед: «Сгинь, нечистая!» Душа, прятавшаяся за этим бренным телом, отличалась кротостью и добротой. Не всегда то, что мы видим снаружи, выглядит так же внутри – нужно уметь находить благодушие за скверным лицом.

– С лёгким паром, бабушка! – говорила девица, пододвигая к себе чашку с малиной.

– И тебя с лёгким паром, девчонка! – пододвигала колдунья к себе чашку с ушами.

– Моё имя Катерина, матушка Катенькой зовет, батюшка дочкой любимой, а… – не успела рассказать красавица как её сестрицы величают, ведь её перебила колдунья:

– Чё надо-то!? Ка-те-ри-и-и-ина? – хрустела Ягишна свиными ушами. Рассказала ей всё девица, а старуха ей и отвечает, прищурившись: – И с чего это я тебе помощь оказывать буду, а? С каких это мухоморов?

– У меня золото есть… – и она начала искать свой мешочек с украшениями.

– На какой чёрт мне твоё золото! У меня под лавкой сундук – там столько золота! О! А камней, а жемчуга – у князя киевского столько не сыщешь! – махала руками Ягишна. – Забирай свой мешочек и топай подальше от моей избы! – сказала старуха и залпом выпила чарку с медовухой.

Катерину охватила безнадёжность. Она не представляла, что делать дальше, куда идти, у кого просить помощи, где искать любимого и как избавиться от купца проклятого. Отчаянье подступало комком к горлу и вырвалось из него громким рёвом. Катерина рыдала с такой силой, что у колдуньи закладывало уши, а «старое» сердце не в силах было выдержать слезы молодой красавицы.

– Ну хватит! Ну-ну, прекращай, – пыталась остановить её старуха. – Подумаешь: лысый купец! – успокаивала она её, а Катерина ещё пуще реветь.

– Ну хорошо, – еле слышно пробурчала старуха. – Хорошо, хорошо. Я помогу тебе.