Луна команчей

В ту минуту, когда он это сказал, Длинный Билл подумал, что неправильно называть Вудро по имени. Он знал Колла много лет и всегда называл его просто по имени, но теперь Вудро стал капитаном, и Гас тоже. Наверное, их обоих надо называть «капитан». Он чувствовал себя так неуверенно, что так просто говорил с обоими, что даже занервничал.

— Я сомневаюсь, что этот мальчик был единственным пленником, — сказал Колл. — Там большой отряд. Они могли увести его сестер и братьев, если они были у него, или даже его мать.

— Они, вероятно, угнали несколько лошадей, также, — сказал Огастес. — Я предлагаю идти вслед за ними.

Колл увидел, что Дитс уже наполовину вырыл могилу для мертвого мальчика. Дитсу дали пистолет, а не ружье, когда они покидали Остин. Старый пистоль затрапезного вида, которым он должен был защищаться — это было нечто, что, по мнению, Колла необходимо исправить, как только они вернуться домой.

— Должны ли мы взять всех ребят, или только лучших бойцов? — спросил он Огастеса. Это был самый щекотливый вопрос, по его мнению.

— Я думаю, взять надо всех, — ответил Гас.

Он хорошо знал, что боевые способности его людей значительно различались. Кроме того, это могла быть большая группа индейцев: рейнджеры должны были атаковать солидные силы.

Колл не был так уверен. Половина людей, как минимум, будет еще в пути, когда сражение начнется.

Но сложность ситуации капитан понимал прекрасно. Если они просто возьмут хороших бойцов, то кто тогда будет заботиться об оставшихся? Как разделить по группам, чтобы менее подготовленным людям повезло бы остаться в живых, даже без индейцев?

Они могут заблудиться, не суметь охотиться, могут голодать. Но если он возьмет их с собой, и их убьют или захватят в плен, это будет на его совести, и на совести Огастеса.

Другой практической стороной, которая только начала приносить капитану беспокойство, были лошади. В последнее время не было хороших пастбищ, и у них было много тяжелых дней. Ни одна из лошадей не была в хорошем теле.

Тощие, они страдали так же, как и люди, от холода, сырой погоды. Знаменитая Обувь мог бы осмотреть следы и сказать им, в каком состоянии индейские лошади, но сам он не мог этого сделать. Хорошо или плохо воевали его люди — это один вопрос, но если бы началась долгая погоня, то ее исход определяло бы состояние лошадей. Может быть, их лошади были не ровней индейским лошадям, и в этом случае погоня оказалась бы тщетной.

— Что, если мы не сможем захватить их? Наши лошади, возможно, слишком слабы, — спросил Колл.

— Я не знаю, но мы должны попытаться, — сказал Огастес. — Этого мертвого мальчика мы похоронили. Мы не можем просто пойти домой и сказать всем, что мы нашли мертвого мальчика и не попытались наказать убийц, тем более, что они находятся в поле зрения.

— В твоем поле. Я не вижу их, — сказал Колл, но, конечно же, он согласился с этой точкой зрения. Мальчик был мертв. Второй раз в своей карьере он наткнулся на мертвое тело в прерии. Первый случай был очень давно, тогда это был какой-то старатель. Факт нахождения им двух тел на широкой равнине поразил его, ведь если бы его путь отклонился бы хотя бы на пятьдесят ярдов, он никогда бы не обнаружил эти тела.

Мальчика, в частности, было трудно увидеть, он лежал, свернувшись калачиком, как молодая коза, в низкой траве. Тем не менее, Колл нашел его. Это было странно, но это было так.

Нили Диккенс, помимо того, что быстро вспыхивал, также бывал подвержен приступам тяжелого пессимизма, когда предстояла опасная кампания. Как только стало ясно, что все они будут участвовать в погоне за отрядом, Нили сразу пал жертвой темных предчувствий.

— Север. Я полагаю, что мы опять собираемся на север, — сказал он. — Я проклинаю необходимость ехать опять на чертов север, где так ветрено.

— Так зачем же ты поступил в рейнджеры, в таком случае? — спросил Тедди Битти. — Рейнджеры просто идут в том направлении, в каком надо. У тебя не та профессия, если ты так требователен в отношении направлений.

— Не мог получить никакой другой работы, — признался Нили. — Если бы я знал, что мне придется идти на север, я бы попытался вместо этого отправиться в Галвестон.

Огастес посчитал это замечание загадочным. Почему страх перед севером должен убедить кого-то пойти в Галвестон?

— Почему Галвестон, Нили? — спросил он. Могила мальчика была поспешно засыпана, и отряд был готов к движению в презираемом Нили направлении.

— Корабли, — сказал Нили. — Если бы я был в Галвестоне, я мог бы спрятаться на корабле.

— Это не имеет смысла, — поделился мыслью Длинный Билл. — Корабли тоже ходят на север.

Нили Диккенс пожалел, что он завел разговор на эту тему. Все рейнджеры смотрели на него, как будто он был глупцом, а он им не был. Всю свою жизнь он слышал рассказы о пытках команчей. Некоторые старые рейнджеры описывали ему их в подробностях. Команчи разрезали людей и засыпали в них горячие угли, пока те еще были живы.

— Я не хочу, чтобы какой-нибудь команч вырезал мне отверстие в животе и засыпал туда горячие угли, — сказал он, обосновывая так свою неприязнь к северному направлению.