Везя Асю, я испытала нежность к Арсению – ведь он проявил милосердие и мужество, выбрав
«У меня была похожая коляска», – сказала Ася. Она расстегнула платье и показала шрам на позвоночнике и, накрест, след от пролежня. «Я два года пролежала
Он купил этот дом после моего отъезда, с мебелью. Там было сыро, темно и тоскливо. Мутные, мутные зеркала, серое, серое кружево салфеток. Дом не осушил слез после смерти своей девяностолетней хозяйки. Ася не слишком следила за чистотой. Борщ был вкусным, но лицо нищеты проступало в трещинах эмали на дне миски.
Ася рассказывала: «Нас моя мать кормит, Сенькина мать не помогает – десять детей! Как мой Сенька одевается? Моя мать ему две рубашки купила, а то не было. У него трусы только одни! Моя ж мать ему не будет трусы покупать!» – Она доверила мне интимную тайну как ближайшей родственнице, что в каком-то измерении было недалеко от правды.
После развода Арсений нанялся пчеловодом на частную пасеку и погубил ее. С тех пор он работал на стройке, но денег не получал: в день зарплаты к нему приходил человек в спортивном костюме, облепляющем его и в то же время провисающем складками, как шкура на породистом псе. Золото мерцало сквозь шерсть на его груди.