Луна над Сохо

Проблема Сохо в том, что на машине через него фиг проедешь, а метро поблизости нет, как и автобусных остановок. Вот и приходится тащиться пешком. В итоге можно легко наткнуться на тех, кого не заметил бы, сидя за рулем. Оставив машину на Бик-стрит, я свернул на Бродвик, но не успел достичь скорости покидания Сохо – меня перехватили на улице Лексингтон.

Несмотря на уличный шум, стук каблуков я услышал раньше, чем голос.

– Констебль Грант, вы мне солгали!

Обернувшись, я увидел Симону Фитцуильям – она цокала по тротуару на своих шпильках прямо ко мне. Красный шерстяной жакет, наброшенный на плечи, напоминал палантин, персиковая блузка чуть не лопалась на пышной груди, а черные легинсы обтягивали ноги, являя всю их умопомрачительность. Она подошла ближе, и я ощутил запахи жимолости, розы и лаванды – запахи английского сельского сада.

– Мисс Фитцуильям, – кивнул я, пытаясь держаться официально.

– Вы солгали, – повторила она, – ваш отец – Ричард «Чертенок» Грант. Поверить не могу, что не заметила сразу, по вашему лицу. Неудивительно, что вы знали, о чем говорите. Он еще выступает?

– Как вы? – спросил я, чувствуя себя ведущим дневного телешоу.

Улыбка угасла.

– Когда как, то лучше, то хуже, – ответила она. – А знаете, что могло бы поднять мне настроение? Что-нибудь лакомое.

В жизни не слышал, чтобы кто-то употребил в повседневной речи слово «лакомый».

– Куда бы вам хотелось пойти? – спросил я.

Англичане всегда возбуждали в жителях континента сильную тягу к миссионерским подвигам. И время от времени кто-нибудь не робкого десятка отваживался бросить вызов нашей погоде, нашему водоснабжению и нашему юмору, дабы принести на этот несчастный отсталый островок толику жизненных удовольствий. По словам Симоны, одна такая миссионерка, мадам Валери, открыла на Фрит-стрит кондитерскую, а когда немцы ее разбомбили, перенесла свое заведение на Олд-Комптон-стрит. Патрулируя улицы, я проходил мимо сотни раз, но в саму кондитерскую нас никогда не вызывали, ведь там не продают алкоголь.

Симона ухватила меня за руку и буквально втащила внутрь. Витрины тускло поблескивали в дневном свете. На ажурных кремовых салфеточках рядами красовались разнообразные сладости: желтые и розовые, красные и шоколадные, пестрые, как карнавальное шествие.

У Симоны был здесь любимый столик у лестницы, по другую сторону от витрин. Отсюда, заметила она, удобно наблюдать, как посетители входят и выходят, и одновременно следить за пирожными – на случай, если те решат сбежать. Она, похоже, тут давно освоилась, и я предоставил ей право выбора. Себе она выбрала обманчиво компактное слоеное пирожное со сливками и глазурью. А мне заказала шоколадное, с шоколадным же рисунком и взбитыми сливками с шоколадной крошкой. Интересно, подумал я, меня соблазнить хотят или ввергнуть в диабетическую кому?

– Ну, расскажите же, что вам удалось выяснить, – потребовала она. – Я слышала, вчера вы с Джимми и Максом побывали в «Мистериозо»? Ужасное место, не правда ли? Уверена, злодеи там кишмя кишат и вы еле сдерживались, чтобы не арестовать их всех.

Я рассказал, что мы и правда ходили в этот клуб, и да, это действительно средоточие беззакония, но умолчал о Микки Костяшке, который именно сейчас, в момент нашего разговора, лежал в морге Университетского госпиталя, дожидаясь доктора Валида. Вместо этого я принялся вешать ей лапшу о наших рутинных делах, наблюдая, как она ест пирожное. Она поглощала его, как нетерпеливый, но воспитанный ребенок, изящно откусывая маленькими кусочками. И все равно перепачкала губы сливками. Потом слизнула их влажным язычком.

– Знаете, куда вам нужно сходить? – сказала она, когда крема на губах больше не осталось, – в Союз музыкантов. В конце концов, они же обязаны заботиться о своих представителях. Если кто и может знать, что случилось, так это они. Вы будете доедать?

Я предложил ей остаток своего пирожного – и она, прежде чем пододвинуть тарелку к себе, настороженно оглянулась по сторонам, словно набедокурившая школьница.

– Мне никогда не удается вовремя умерить аппетит, – пожаловалась она. – Наверно, организму хочется восполнить недостаток сладостей, съеденных в юности, в те времена ничего нельзя было достать.

– В какие времена?

– В те времена, когда я была юная и глупая, – ответила Симона. На щеке у нее осталось пятнышко шоколада. Я машинально протянул руку и стер его большим пальцем.

– Спасибо, – сказала она. – Пирожных много не бывает.

Как и свободного времени. Я оплатил счет, и Симона проводила меня туда, где я оставил свое авто. Я спросил, чем она зарабатывает на жизнь.

– Я журналист, – ответила Симона.

– На какое издание работаете?

– О, я фрилансер, – сказала она, – как и большинство журналистов сейчас.

– А о чем пишете?

– О джазе, разумеется. Все о лондонской джазовой сцене: репортажи с концертов, сплетни, слухи – большинство моих статей печатаются за рубежом. В основном в Японии, япошки понимают толк в джазе, этого у них не отнять.