– Он сменил инструмент, верно? – наконец нашелся Дениэл.
– На Фендер Родес, – кивнул я.
– И что, хорошо играет? – спросил Макс.
– Да уж, наверное, получше меня, – сказал Дениэл.
– Чертенок Грант, – протянул Джеймс. – Круто звучит, а?
– Еще как круто, – согласился Макс. – Как думаешь, он согласится?
– Я его спрошу, – пообещал я. – Не думаю, чтобы он отказался.
– Спасибо тебе, – сказал Дениэл.
– Не стоит благодарности, приятель, – ответил я. – Я просто делаю свое дело.
Итак, джазовая полиция спешит на помощь. Если только папа согласится – а он, скорее всего, это сделает. Клуб «Арчез» находится в Кэмден-Тауне, прямо через дорогу от нашего дома, так что добраться будет легко. Я подумал: попрошу маму организовать им репетиции, ей наверняка будет приятно.
Только пообещав ребятам сделать все возможное, я вдруг осознал, что вообще ни разу в жизни не слышал, как отец играет перед публикой. А они были очень довольны, и Джеймс даже поставил мне пива. И хотел поставить еще, но я, поскольку был за рулем, ограничился одной пинтой. И правильно сделал – минут через десять позвонила Стефанопулис.
– Мы тут перерыли квартиру Данлопа, – сказала она, – и кое-что нашли. Хочу, чтобы вы взглянули.
Она продиктовала мне точный адрес в Айлингтоне.
– Буду через полчаса, – сказал я.
Джейсон Данлоп жил на Барнсбери-роуд, в полуподвальной квартире в перестроенном особняке начала Викторианской эпохи. В более давние времена комнаты для слуг, конечно, все располагались бы в подвальном этаже, но в Викторианскую эпоху люди двигали социальный прогресс, а посему решили, что слуги достойны видеть хотя бы ноги тех, кто любуется снаружи гордыми господскими особняками. Так появился цокольный этаж. Возможность проникновения дневного света помогала экономить свечи – а пенс, как известно, шиллинг бережет. Внутри стены были выкрашены в стандартный для жилых домов белый цвет. И нигде ни фотографий, ни репродукций Мане, Климта или Кулиджа с его собаками за покерным столом. Кухонная мебель была простенькая, но совершенно новая. Квартиру, несомненно, купили именно с тем, чтобы сдавать, причем недавно. Судя по недоразобранным чемоданам в гостиной, Джейсон Данлоп вряд ли успел прожить здесь долго.
– Трудный развод, – пояснила Стефанопулис, когда мы досюда добрались.
– У бывшей супруги есть алиби?
– Вроде того, – хмуро сказала сержант. Допрашивать овдовевшую половину, когда та становится одновременно жертвой и подозреваемым, то еще удовольствие. Слава богу, предстояло оно не мне.
Спальня здесь была только одна. В углу стояла пара мужских чемоданов, на их крышках белела дактилоскопическая пудра. Стефанопулис показала мне пачку книг, аккуратно сложенных на кусок полиэтилена возле кровати.
– С ними уже закончили? – спросил я.
Стефанопулис кивнула, но я все равно натянул перчатки. Это всегда рекомендуется делать при работе с вещдоками, и сержант одобрительно хмыкнула. Я взял в руки верхнюю книгу – старую, еще довоенного издания, аккуратно обернутую пергаментной бумагой. Развернув ее, я прочитал название:
– Мы когда это увидели, сразу подумали о вас, – сообщила Стефанопулис.
– Еще что-то подобное есть? – спросил я.
– Мы вам целую коробку собрали, – кивнула сержант, – мало ли, вдруг там какое проклятье.
Оставалось надеяться, что это она так шутит.
Я внимательно осмотрел книгу. Обложка обтерлась по углам и скукожилась от возраста. Края страниц обтрепались и потемнели от частого листания. Кому бы ни принадлежала эта книга, на полке она явно не пылилась. Наоборот, ее регулярно использовали. Открыв наугад страницу 27, я обнаружил на том самом месте, где у себя вклеил стикер со знаком вопроса, полустертое слово