Луна над Сохо

Но если этот кто-то всерьез изучал магию, он никак не смог бы обойтись без «Современных Комментариев к Великому Труду» авторства Катбертсона. Написанных – слава богу, на английском – в 1897 году, к вящей радости каждого, кто раз за разом пытался выпустить с ладони шар-светлячок. Заглянув в коробку, я обнаружил Катбертсона под толстым словарем-справочником по латинской грамматике. Было приятно сознавать, что не я один в ней «плаваю». «Современные Комментарии» были, подобно Principia, старыми и изрядно потрепанными. Я стал листать и страниц через тридцать наткнулся на выцветший штамп: раскрытая книга, окруженная тремя коронами, а вокруг надпись BIBLIOTHECA BODLEIANA. Решил проверить Principia и обнаружил другой штамп: старинный чертежный циркуль в центре круговой надписи SCIENTIA POTESTAS EST QMC. Я глянул на форзац и увидел в углу желтоватое прямоугольное пятно. У папы есть несколько книг с такими отметинами – он их в ранней юности умыкнул из школьной библиотеки. След остался после того, как оторвали библиотечный карман для формуляра, приклеенный на заре времен, когда по земле бродили динозавры, а компьютеры были величиной со стиральную машину.

Я осторожно извлек из коробки оставшиеся книги. Шесть из них имели непосредственное отношение к магии, и на каждой стоял штамп BIBLIOTHECA BODLEIANA.

Насколько я понял, этот штамп принадлежал Бодлеанской библиотеке, которая вроде бы находится в Оксфорде. Второй штамп был загадкой, но вот девиз я узнал с первого взгляда. И сразу же позвонил в Безумство. Прошло несколько гудков, прежде чем на том конце подняли трубку.

– Это Питер, – представился я. В трубке повисла тишина. –   Мне нужно поговорить с ним, прямо сейчас.

Послышался стук: трубку положили на столешницу рядом с телефоном. Следовало ждать. Пора бы уже купить Найтингейлу нормальный мобильник, подумал я.

Когда шеф наконец подошел к телефону, я рассказал ему о найденных книгах. Он попросил перечислить названия и описать штампы. Потом спросил, там ли Стефанопулис.

Я позвал ее и протянул трубку:

– Мой шеф хочет с вами поговорить.

Пока они разговаривали, я начал складывать книги в отдельные пакеты и заполнять на них бирки.

– Считаете, так будет больше толку? – спросила сержант. – Хорошо. Тогда отправляю мальчика к вам вместе с книгами. Жду от вас подписанные документы о передаче улик.

Найтингейл, очевидно, заверил ее, что все будет четко, как в Министерстве внутренних дел. Стефанопулис кивнула и отдала мне телефон.

– Похоже, – сказал на том конце Найтингейл, – мы имеем дело с черным магом.

5. Ночные ворота

Согласно определению Найтингейла, черная магия – это такое использование магических сил, которое нарушает общественный порядок. Я заметил, что это определение настолько обобщенное, что под него попадает любая магия, не санкционированная Безумством. Найтингейл на это ответил, что считает это отнюдь не минусом, а плюсом.

– Черная магия – это направление магического искусства на то, чтобы причинить зло другим, – перефразировал он. – Такое определение вас устраивает?

– Но у нас нет доказательств того, что Джейсон Данлоп когда-либо причинял кому-то зло посредством черной магии, – возразил я.

Мы сидели в утренней столовой, разместив на столе папки с документами, книги из квартиры Данлопа и остатки того, что Молли задумывала как яйца по-бенедиктински.

– Я бы сказал, мы поставлены перед фактом, что зло причинили ему, – сказал Найтингейл, – а также имеем неопровержимые улики того, что он практиковал магию. Учитывая необычную природу его убийцы, готов поспорить на что угодно, без магии здесь не обошлось. Согласны?

– Тогда, возможно, убийство Джейсона Данлопа и гибель тех музыкантов как-то связаны между собой?

– Возможно, – кивнул шеф. – Однако общая картина этих преступлений очень разнится. Думаю, пока стоит вести два отдельных расследования.

Он протянул руку к вилке – с гравировкой «Шеффилд», как и все столовые приборы в Безумстве. Вилка торчала в яйце-пашот на тосте. Ткнул ее пальцем – она почти не дрогнула.

– Вы уверены, что яйцо не приклеено к хлебу? – спросил он.

– Уверен. Оно само там держится, это абсолютно точно.

– Такое возможно?

– Зная Молли и ее кухню, – пожал я плечами, – думаю, возможно еще и не такое.

Мы поспешно огляделись по сторонам, дабы удостовериться, что Молли нас не слышит. До нынешнего дня ее утреннее меню не выходило за рамки завтраков в английской частной школе: много говядины, картофель, пироги с патокой и нутряное сало в промышленных масштабах. Как-то раз, когда мы обедали в китайском ресторане, Найтингейл предположил, что источник кулинарного вдохновения Молли – само Безумство. Это, сказал он тогда, своего рода память стен. Мое появление в этих самых стенах начинало, судя по всему, как-то менять их «память» – а может быть, Молли просто заметила, что мы периодически сбегаем из дому, чтобы вкусить недозволенных яств в уличных ресторанах.