Луна над Сохо

– Знал, – ответил Постмартин. – Он умер в прошлом году, и мы оба были на похоронах. Правда, Томасу пришлось выдать себя за собственного сына, чтобы избежать подозрений.

– Это было два года назад, – поправил Найтингейл.

– Бог мой, уже два года прошло? – ахнул Постмартин. – А народу было не так уж много, насколько я помню.

– Он был практикующим магом? – спросил я.

– Нет, – ответил Найтингейл. – Посох он получил в 1939 году, но не был признан магом первой степени. После войны оставил магическую практику и занял должность у Магдалины.

– И не какую-нибудь а преподавателя теологии, – добавил Постмартин.

– В колледже Магдалины? – переспросил я.

– Именно, – задумчиво протянул Найтингейл.

Но я догадался первым:

– В этом колледже учился Джейсон Данлоп.

НАЙТИНГЕЙЛ хотел сразу отправиться в Колледж Магдалины, но Постмартин предложил сперва сходить пообедать в «Орел и Дитя». Я подумал, что передохнуть в самом деле пора: Найтингейл берег левый бок и, по правде говоря, выглядел неважно. Он внес другое предложение: нам с ним отправиться в колледж, а потом всем воссоединиться в пабе. Постмартин возразил в том смысле, что мне лучше будет остаться с ним, и пообещал рассказать кое-что важное.

– Ну, если, на ваш взгляд, это необходимо, – начал Найтингейл, не дожидаясь моих протестов.

– Абсолютно, – кивнул Постмартин.

– Что ж, – вздохнул Найтингейл, – если это лучшее, что…

Постмартин заверил его, что только так и следует поступить, а затем мы все вместе пошли к машине, где познакомили доктора философии с Тоби. Тот выскочил из машины, сопровождаемый облаком соответствующего запаха. Я настоял, чтобы Найтингейл сел за руль – тогда мы поедем из паба на машине. И главное, ему не придется идти до колледжа пешком.

– Так вот он, ваш знаменитый охотник за призраками, – сказал Постмартин.

– Знаменитый? А я и не знал, – улыбнулся я.

Постмартин повел меня по узкой улочке, сохранившей полную средневековую аутентичность, вплоть до сточной канавы – каменного водоотвода точно посередине.

– По прямому назначению ее давно не используют, – поспешно заверил меня Постмартин.

Здесь было тесно от многочисленных студентов и туристов, пытающихся не попасть под колеса велосипедов. А велосипедисты, в свою очередь, с веселой непосредственностью порывались сбить и тех, и других.

Я спросил профессора, какова же его роль в запутанной системе законов (в большинстве своем неписаных), которые составляют Магический кодекс Британии.

– Когда вы и Найтингейл сдаете отчеты, – сказал Постмартин, – они попадают ко мне. По крайней мере, та часть, которая в моей компетенции.

– Так вы – его наставник? – спросил я.

– Нет, – усмехнулся Постмартин. – Я архивариус. Я отвечаю за бумаги Самого, а также всех других, менее значимых, когда-либо стоявших на его плечах[27]. Включая вас с Найтингейлом.

После такого погружения в Средневековье было приятно оказаться на Броуд-стрит. Здесь, по крайней мере, были дома Викторианской эпохи и благотворительный комитет Оксфам[28].

– Нам сюда, – сказал Постмартин.

– Ньютон ведь учился в Кембридже, – сказал я. – Как же его документы попали сюда?

– По той же причине, по какой были высланы из Кембриджа его работы по алхимии, – ответил Постмартин. – Старик Исаак, упокоившись, тут же стал для Кембриджа негасимым светочем научной мысли. И там отнюдь не хотели усложнять этот образ другими чертами этой, согласитесь, сложнейшей натуры.

Оксфорд вокруг нас по-прежнему был сплошь тюдоровский, с редкими вкраплениями георгианской пышности. Наконец мы добрались до паба «Орел и Дитя» на бульваре Сент-Джайлс.

– Томаса еще нет, – сказал Постмартин, когда мы устроились, как он выразился, «в уголку». – Это хорошо. А иные разговоры, знаете ли, лучше разговаривать с бокалом шерри в руке.

С детства каждому запоминаются неприятные моменты, когда взрослые, пересиливая себя, затевали неловкие беседы о том, что ты либо и так знаешь, либо предпочел бы не знать вовсе.

Постмартин взял шерри, я ограничился лимонадом.

– Я думаю, вы понимаете, насколько удивительно, что Томас взял ученика? – спросил Постмартин.

– Да, окружающие не оставили у меня на этот счет сомнений, – кивнул я.

– Я полагаю, ему стоило сделать этот шаг раньше, – сказал Постмартин. – Когда выяснилось, что слухи об утрате магии сильно преувеличены.

– Что же выдало ее присутствие? – спросил я.

– На мысль навело то, что Томас начал молодеть, – ответил Постмартин. – Я архивировал отчеты доктора Валида, и те данные, которые доступны моему пониманию, несколько… удивляют.

– Мне пора пугаться? – спросил я. Только-только удалось наконец свыкнуться с мыслью, что мой шеф родился в 1900 году и, по его словам, с начала семидесятых принялся молодеть. Сам Найтингейл считает, что это связано с повышением общего фона магической активности, которое началось с шестидесятых годов. Но особо не переживает и не жалуется – дареному коню в зубы не смотрят. И я его вполне понимаю.