Луна над Таити

В этом вопросе миссионеры заняли довольно оригинальную позицию, однако более логичную, чем их предшественники. Они не только не уговаривают туземцев оформить брак, но даже, напротив, пытаются склонить супругов, как следует пересмотреть свои матримониальные намерения. На некоторых островах преподобные отцы сочетают желающих узами брака только раз в пять лет, и таких находится немного. Священники более охотно дают свое благословение многодетным парам, считая, что взаимная привычка является большей гарантией прочности союза. Некий благочестивый миссионер с островов Общества отказался освятить союз пары, которая могла уже похвастаться многочисленным потомством. Он сказал при этом, что грех сожительства может быть прощен, в то время как таинство брака отменить нельзя, ибо оно неотвратимо. И миссионер крестит ребятишек, а родителям велит подождать еще несколько лет.

В стране, где мальчики созревают в двенадцать, а девушки в десять лет, такая точка зрения вполне разумна. Я видел пары, когда семнадцатилетняя женщина имела уже троих детей и ожидала четвертого. Мораль белых людей не звучит убедительно для островитян.

Тоти, девушка с Муреа, не захотела вернуться к мужчине на Таити и совсем не пугалась, что ей придется рожать ребенка вдали от его отца. Ее не привлекали ни людные бульвары портового города Папеэте, ни музыка, долетающая ночью из кабаков и дансингов. Она бегала босиком по тропкам джунглей и по песку пляжа. Удобной вилле на окраине Папеэте предпочла тесную хижину на берегу лагуны. Почему? Почему?

Через несколько дней я вернулся в Папеэте. «Почему? Почему?» — спрашивал у меня покинутый белый мужчина, чей ребенок через несколько месяцев должен был увидеть свет в маленькой хижине на Муреа. Мужчина был молод, красив и симпатичен. У него, наверное, был счет в банке и другие блага. А все-таки Тоти ушла, и с этим ничего нельзя было сделать. Кто знает, — может быть, она ушла именно потому, что предпочитала жить вдали от банков и других благ белых людей. Женщин вообще трудно понять, в том числе и таитянок. Надо было сразу принять во внимание ее искреннее и ясное «фью» и отбросить всякую надежду.

ЭМИЛЬ, НАЗЫВАЕМЫЙ ГОГЕНОМ

В Папеэте, главном городе острова Таити и всей Французской Полинезии, среди осевшего там давно французского населения нетрудно увидеть черты маленького провинциального города «прекрасной Франции». Я, разумеется, не имею в виду туристов, появляющихся лишь на короткое время, или господ, действующих в области «импорт-экспорт».

Однако, повторяю, осевшие на Таити французы — иногда это даже потомки живших здесь нескольких поколений — сохранили обычаи, будто целиком перенесенные из маленьких французских городов. Во-первых, конечно, всевозможные кружки, которые объединяют всех, начиная от филателистов и кончая любителями истории. Местный книготорговец, у которого я спросил про таитянские публикации, связанные с польской тематикой, направил меня в правительственную типографию, где находится полный комплект официального издания «Вестник Таити», или, на местном языке — «Тэ Вэа Но Таити».

Причитается пять франков…

Сознаюсь, что в редакции этого журнала я пережил шок, неизбежный для жителя истерзанной войнами Европы, где все старинные публикации ценятся на вес золота.

Подумайте только… Я вежливо спросил у старичка в черных нарукавниках, словно перенесенного сюда из какого-нибудь провинциального городишки во Франции, можно ли мне посмотреть номер журнала восьмидесятилетней давности от 13 июля 1882 года. По-видимому, мои намерения были расценены как проявление скупости, как маневр, рассчитанный на то, чтобы отнять время у служащего и самому сэкономить деньги… Ибо старичок быстро поднялся по лестнице, прислоненной к большому шкафу, из-за пыльной кипы журналов вытащил нужный номер, кинул его сверху на стол передо мной и деловито объяснил:

— Причитается пять франков…

Я вышел, прижимая к груди свое приобретение. «Вестник Таити», который, как сообщалось на его первой полосе, выходит по четвергам в три часа дня. В купленном мною номере можно было найти сообщение о том, что почтовый бриг 17 июля принимает корреспонденцию в Сан-Франциско, можно было прочесть очередную главу романа «Филипп Мессарос, или Сыновняя преданность». Меня, однако, больше всего интересовал отчет о похоронах инженера Адама Кульчицкого, кавалера Иностранного легиона, умершего 11 июля 1882 года в возрасте 63 лет. Журнал сообщал, что все население сопровождало останки «почтенного старца» к месту вечного покоя, и добавлял, что, «несмотря на преклонный возраст, Адам Кульчицкий никогда не бросал свои научные труды и смерть застигла его в момент, когда он знакомился с новейшими открытиями в мире».