— А у нас, Лёвушка, получается, сначала — любовь… и ещё любовь… и ещё… а после — когда разводятся! — бегут к астрологу? Или к колдунье — за приворотным зельем. Так, может, когда выбирали родители, было лучше?
Артистке хотелось говорить совсем не на эти отвлечённые темы, не о семейных взаимоотношениях вообще (сейчас, когда сказочный седобородый принц наконец-то обрёл реальность, какое ей дело до любви господина «Х» к госпоже «Y»?), нет, только о себе и о своём собеседнике — только о них двоих и более ни о ком другом хотелось говорить и слушать Танечке, но… по примеру пушкинской героини первой признаться в любви? Будь ей шестнадцать — возможно… Однако, когда женщине тридцать пять… и при этом ни умом, ни интуицией она, слава Богу, не обделена… особенно — интуицией. Которая, в четверг подсказав Татьяне решительно взять в свои руки инициативу и чуть ли не насильно уложить в свою постель сомневающегося Льва, сейчас, когда женщина поняла, что она не просто увлечена, а любит и, соответственно, акцент в их отношениях значительно сместился от телесного к духовному, та же интуиция говорила артистке: ни в коем случае не спеши! С Марией Сергеевной Лев должен определиться сам! Без малейшего давления с твоей стороны!
В свой черёд, по интонациям в голосе Танечки поняв, что в первую очередь её интересуют не проблемы взаимоотношений вообще, а куда более актуальный вопрос о возникшей непосредственно между ними любовной связи, астролог не был готов ответить женщине: ни профессионально — никто не судья в собственном деле — ни чисто по человечески: боясь зарождающейся в нём любви. И посему, дабы неловким ответом не разрушить хрупкой любовной магии, Лев Иванович перевёл разговор в более спокойное русло, рассказав артистке о тех её душевных свойствах и качествах, которые открылись ему при анализе гороскопа.
— Так это, значит, звёзды мне определили быть такой блядью?.. — оценив труд астролога, задумчиво отозвалась Татьяна — А я то дура себя иногда поругивала за свободное отношение к сексу — мол, блудница вавилонская…
— Ишь, кокетка, расхвасталась! И такая, мол, и сякая! Нет, Танечка! Ничего подобного! Лёгкость отношения к сексу — это в тебе не главное. Главное — твоя потребность любить и быть любимой! Которая, подозреваю, до сих пор осталась у тебя почти нереализованной. Разве что — до некоторой степени — с Алексеем… но там — Валентина… если как-то и реализовалась, то, боюсь, очень ущербно… без полноты… а тебе требуется — безраздельно…
— Ну, почему же, Лёвушка, безраздельно?! — Татьяне до такой степени хотелось кричать о своей новой любви, что она чуть было не проговорилась, но в последний момент смогла избежать этой ошибки. — Вообще-то — наверное… Но с Алексеем, знаешь, я до того потеряла голову, что мечтала не о безраздельной любви, а о каких-нибудь жалких крохах… которых он мне так и не уделил…
Переведя разговор на Алексея Гневицкого, Татьяна с некоторым удивлением заметила, что и астролог рад перемене темы — почему? Подобно ей, стесняется говорить о своей любви? До конца не определился с Марией Сергеевной? Ох, уж это пресловутое чувство долга! Те, которые его не имеют — животные… а те, у которых оно в избытке?.. святые?.. роботы?.. ангелы-экстремисты?.. н-н-да!
Между тем, стрелка на будильнике приближалась к двум часам ночи, всё сильнее наваливалась усталость, разговор иссякал, и ни Татьяна, ни Лев не ведали, что как раз в это время в Москве — в нескольких сотнях километрах от Великореченска — беседующему с Марией Сергеевной отцу Никодиму явился Иисус Христос.
Не ведали — да… однако, отправляясь спать, Танечка вдруг почувствовала некоторую парадоксальную неловкость: вчера, без любви, секс с астрологом не составлял для неё никакой проблемы, сегодня, увидев в Окаёмове вымечтанного с детства принца и безумно в него влюбившись, артистка уже не могла представить себя в роли безответственной соблазнительницы — сегодня инициатива должна исходить ото Льва. Да и вообще: сегодняшняя ночь почему-то не располагала к постельным безумствам… и если бы удалось обойтись без них… словно бы услышав этот немой призыв, Окаёмов, расслабленно прижавшись к нагому женскому телу, прошептал извиняющимся голосом:
— Спать хочется — мочи нет. А тебе — Танечка?
Обрадованная артистка ответила, что и она — очень пьяная и очень уставшая — больше всего мечтает о том же самом, и действительно: почти сразу уснула в объятиях Льва Ивановича.
Однако к Окаёмову сон не пришёл так быстро: то ли телепатический сигнал от потрясённого явлением Иисуса Христа отца Никодима, то ли, попросту — растревоженная совесть, — но астрологу не удалось заснуть без изрядной доли душевного самобичевания.