Получив от Татьяны подробные разъяснения относительно маршрута, Окаёмов проворчал нечто нелестное по поводу отсутствующего у историка телефона (мол, приедешь, «поцелуешь замок» — и назад), быстро переоделся и, попрощавшись с женщиной, шагнул к двери, но в последний миг был задержан странным предостережением артистки.
— Лёвушка, погоди минуточку… знаешь… можешь смеяться, но только… будь с ними поосторожнее! Особенно — с Петром. Да и Павел… тот ещё типчик!
— Танечка, — с оттенком лёгкого изумления переспросил астролог, — ты, вероятно, шутишь? Я же еду не к уголовникам! Вполне интеллигентные люди. Во всяком случае — Павел. Конечно, немного фанатик, но… или, Танечка, ты всерьёз считаешь, что у них нечто вроде тоталитарной секты? Наподобие «Белого братства» или «Детей Иосифа»? Но если даже и так… да нет… вздор, разумеется! Достаточно посмотреть на портрет историка! Кто угодно — но только не опасный религиозный фанатик! Возможно, конечно, что все они слегка с сумасшедшинкой — не спорю. Но только всякого сумасшедшего считать потенциальным маньяком-убийцей — это же примитивный голливудский стандарт.
— Нет, Лёвушка, я говорю не об этом. Хотя… некоторые у нас именно так и считают! Особенно — иеромонах Варнава. А вообще-то — Варавва! Ну — в честь того разбойника, которого помиловали вместо Христа!
— У-у, язвочка! И за что же ты его, Танечка, так невзлюбила? Или — сугубо личное?
— Ну, отчасти и личное: имела как-то глупость ему исповедаться, так он меня под такую епитимью подвёл — любой прокурор позавидует! Чтобы неукоснительно каждый день молилась по какому-то «краткому правилу»! Утром и вечером! А оно, понимаешь, такое «краткое», что только начни — не остановишься! Так и будешь всю жизнь молиться! Не думая ни о чём другом! Чтобы после смерти попасть в рай законченной идиоткой! Но это бы — ладно! Мои проблемы! Так ведь нет — помешался на сатанизме! Не только сектантов — баптистов, иеговистов, пятидесятников — но и православных таковыми готов считать! Тех, которые, по его разумению, мало молятся! И клевета на Алексея — ну, в нашем лакейском «Рабочем молоте» — его рук дело! Уверена!
— Однако, Танечка, — на пламенные обвинения артистки Окаёмов отозвался голосом не просто серьёзным, но где-то даже и напряжённым, — ваш великореченский Игнатий Лойола… можно сказать, массовое «издание» отца Никодима… хотя — нет… вряд ли… отец Никодим не в пример осторожнее… и, полагаю, умнее… а вот то, что в провинции дошло уже до такого… ну, когда мракобесы в рясах добрались до областной газеты… впрочем, Танечка, — Окаёмов спохватился, что, заговорившись, он раздумает ехать к историку, — всё это очень интересно, однако я здесь не вижу связи с опасностью, будто бы исходящей от окружения Ильи Благовестова. Разве что — косвенно. Ну, если историк «под колпаком» у отца Вараввы… у-у, ехидная девчонка! Так припечатать бедного иеромонаха! Сразу, понимаешь, привязывается! Варавва — и всё тут!
— Вообще-то — Лёвушка — это не я придумала. Это — наш Подзаборников. Ну, когда отец Варнава затеял у нас в театре — в обители греха и разврата — что-то вроде политбеседы о сатанизме. Хотя официально значилось — «на Символ веры». Ладно, Лёвушка… давай лучше вернёмся к историку. Вернее — к Петру и Павлу. С самим-то Ильёй Давидовичем я практически не знакома. Видела как-то мельком в мастерской у Алексея — и всё. А этих деятелей — ну, не то что бы близко, но знаю. — Относительно Петра, с которым она была очень даже интимно знакома, Татьяна соврала, не моргнув глазом. — Так вот… Павел, по-моему, неудавшийся экстрасенс, а Пётр — просто блаженненький! Носится с сумасшедшей идеей Бога «ввести» в компьютер! Запрограммировать или смоделировать, или ещё чего-то — я в этом, знаешь ли, ни бум-бум! Ни хрена, в общем, не понимаю!
— Как, Танечка, как?! Смоделировать на компьютере Бога? Да у вас тут в Великореченске «вызревает» новая религия, а ты мне говоришь — «поосторожнее с Петром и Павлом»! Это — с «апостолами»-то?! Хотя, конечно… с настоящими Апостолами ухо надо держать востро! А то малость провинишься, захочешь слегка смошенничать, а он тебя, как Пётр Ананию и Сапфиру, убьёт без суда и следствия. Или ослепит — как Павел волхва Вариисусу. За успешное распространение враждебной идеологии.
— Погоди, Лёвушка! Чтобы Апостол Пётр — тот самый Пётр, которому Христос заповедал прощать до седмижды семидесяти раз! — взял бы и ни с того ни с сего совершил двойное убийство?! Не верю!!!
— Не веришь — кому, Танечка? Мне — или Савлу? Лукаво умалившемуся до «павла»? Ведь «Деяния апостолов» евангелистом Лукой были написаны под его присмотром! И мне, знаешь, хочется думать, что в этих прославленных «мемуарах» Павел таки оклеветал Петра… и самый доверенный ученик Христа не убивал Ананию и Сапфиру… ну, может быть, изгнал из общины…
— Нет, Лёвушка, я — вообще! Почему-то не помню этого. А ведь читала… И все четыре Евангелия, и те же «Деяния апостолов».