— У-у, винопийцы. Или, как говаривали на Старой Руси, «питухи». Пока вовсе не окосели, — Окаёмов хотел возразить, что с такого-то количества ни о каком окосении речи идти не может, но промолчал, отвлечённый снисходительной гримасой чокнувшегося с ним «неандертальца», — ты, Пётр Семёнович, поделился бы? Ну, своими гипотезами о Промысле Божьем. Мы тут, знаешь, имели со Львом Ивановичем исключительно интересный разговор — и я немножечко вскользь коснулся. Не углубляясь. Идеи твои, и я хочу, чтобы Лев Иванович был, так сказать, из первых уст — информирован самим тайновидцем.
— Каким тайновидцем? Это у нас, Паша, ты! Сунуть свой длинный нос, — а нос у Павла Савельевича, надо заметить, действительно выделялся, — всю дорогу туда пытаешься.
Отпарировал Пётр — с лёгкой обидой в голосе. Причём, Окаёмову показалось, что эта обида вызвана не столько определением Петра как «тайновидца», сколько самой просьбой поделиться размышлениями о Божьем Промысле. То ли «неандерталец» считал свои прозрения сугубо интимными, то ли его попросту «достали» досужие комментаторы — уж коли артистка Танечка Негода знает, что блаженненький математик Пётр Кочергин «загоняет в компьютер Бога», действительно! Популярность — не позавидуешь!
— А я — нет. Я если и пытаюсь заглянуть за грань — только на рациональном уровне. — Завершив этот выпад, Кочергин закурил, налил в две рюмки водки и, чокаясь, вместо тоста спросил у Окаёмова: — Лев Иванович, а вам действительно интересно? Ну — мои размышления?
— Очень, Пётр Семёнович. — Со всей проникновенной серьёзностью, на которую был способен, ответил астролог. — Ведь я, в общем — тоже. Мыслю только на рациональном уровне. И знаете — всё по кругу. Лет уже семь, восемь топчусь по одной дороге.
— Не по кругу, Лев Иванович, а по «диалектической спирали». — Вмешавшись, уточнил Павел. — Ваше, сделанное двадцать минут назад, «открытие» — это, знаете ли, «переворот» в богословии! Апостола Павла провозгласить Антихристом — нет! Насколько я знаю, за две тысячи лет до такого никто ещё не додумался! А вы говорите — «по кругу»!
— Как-как?! Апостола Павла — Антихристом?! — воскликнул Пётр. Затем, помолчав несколько секунд, неуверенно, будто бы размышляя вслух, продолжил: — А вообще-то… Его обожествление земной власти… «Нет власти, которая не от Бога»… «Жена, повинуйся мужу, как Господу»… «Рабы, повинуйтесь своим господам, как Христу»… По сути — обожествление всякого вышестоящего… До которого не доходили даже язычники… Ну да, Павел обожествляет не лицо, а принцип… Право вышестоящего на насилие… В сущности — на любое насилие… Недаром Христос говорил своим ученикам: «Бойтесь закваски фарисейской»… Предвидел — значит… Впрочем, против Антихриста — куда им…
— Погоди, Пётр Семёнович. — Возразил, не принявший Окаёмовского «откровения», Мальков. — О двойственной — во многом отрицательной — роли апостола Павла за последние два века говорилось достаточно. И, как ты знаешь, я сам отнюдь не горячий его поклонник. Но, что он — Антихрист, нет, с этим я не согласен. Категорически. Ведь в «Апокалипсисе» ясно сказано…
— Не мельтеши, Паша! — резко перебил Кочергин. — Гениальный бред Иоанна Богослова с детства тебя заворожил, понимаешь ли — и будьте любезны! До сих пор — как ребёнок! Жутко воцерковлённый ребёнок! Хочешь, чтобы всё было точь-в-точь по написанному! А между тем, Лев Иванович…
Не договорив, Пётр разлил остававшуюся во втором графинчике водку и чокнулся с Окаёмовым.
— За ваше открытие, Лев Иванович! За удивительное ваше открытие! Нет, понять, что мы вот уже две тысячи лет живём в царстве Антихриста — это, я вам скажу, архигениально!
Столь непосредственный энтузиазм Петра очень смутил астролога: ещё один сумасшедший? Причём, в отличие от Павла, буйный? Да ведь если этот «неандерталец» разойдётся всерьёз — тушите свет, господа хорошие! Как говорится, дай Бог ноги! Танечка-то выходит, предупреждала не зря? А он ещё эдак самонадеянно отмахнулся: мол, иду к интеллигентным людям. Дурак дураком — да и только! Хотя… как ему было знать? Социолог, математик, историк… Ну да, ну, высказал неожиданно пришедшую в голову мысль… гипотеза ведь, догадка — не более… и такие страсти! Павел, несмотря на своё негативное отношение к апостолу Павлу, сразу отверг… Пётр — едва ли не сходу — принял… За две тысячи лет будто бы ничего не изменилось… Всё как тогда… «Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих»… Не горяч и не холоден — стало быть, хуже врага! Фанатизм, выходит, главная добродетель, а его отсутствие — преступление… н-да! Однако об этом после, а сейчас, пока эти «новые христиане» не схлестнулись по-настоящему, не худо бы их утихомирить… как? Напомнив, что сейчас самый конец второго тысячелетия, а не начало первого?