— Да уж, Илья Давидович — более чем… но ведь также и всё остальное… особенно — будто бы существующее вокруг меня «мистическое поле»… если хорошенечко покопаться — то… вы не опасаетесь, что в конце концов найдутся рациональные корни?.. как и вообще — у всего «мистического»?
— Нет, Лев Иванович, не опасаюсь. Чем меньше «мистики» — в том смысле, который вы интонационно вложили сейчас в это слово — тем лучше. А то ведь в наш «просвещённый век» каждый второй претендует быть ясновидящим, экстрасенсом, колдуном, гадалкой, целителем и прочая, прочая. Эдакая повальная тяга назад в пещеры. А впрочем… может, и не назад?.. может, подавляющее большинство человечества духовно их этих пещер так до сих пор и не выбралось?..
— Илья Давидович, относительно пещер — согласен. До такой степени, что убрал бы поставленный вами в конце знак вопроса. Чего уж! Из пещер — действительно! Духовно — а уж тем более эмоционально! — большинство человечества до сих пор и не думает выбираться. Но только… это ведь ничуть не объясняет ваши противоречивые заявления! То вы говорите, что чувствуете окружающее меня нематериальное поле, то резко не одобряете народный, так сказать, мистицизм? Имеющий, как-никак, многосоттысячелетнюю предысторию!
— А вам, Лев Иванович, хочется — чтобы без противоречий? В строгом соответствии с парадигмой современного естествознания? Мне, между прочим, этого тоже — ох, как бы хотелось… но… нет, постойте, сначала один вопрос: возможность сверхчувственного восприятия вы не допускаете в принципе? Исходя из мировоззренческих соображений?
— Нет, почему же, в принципе допускаю. Однако в каждом конкретном случае…
— …верить не склонны? И правильно, Лев Иванович! Верить всякому прохиндею прохиндеевичу…
— Однако, Илья Давидович… если вы так скептически настроены к экстрасенсорике и прочим паранормальным штучкам, то ваше утверждение… ну, будто вы чувствуете вокруг меня некое нематериальное поле?.. относиться к нему всерьёз? Или — как к шутке?
— А как, Лев Иванович, — вам больше нравится. Однако — действительно… и вас запутал, и сам запутался… вот что… давайте ещё по бокалу этого, так вам понравившегося, вина, — историк вновь наполнил бокалы похищенным у богов нектаром, — и, как говорится, на трезвую голову… Я ведь, Лев Иванович, отрицаю не возможность сверхчувственного восприятия вообще, а псевдонаучные спекуляции по этому поводу — ну, когда смешивают мистику и науку… спекулируя на том, что у большинства наших современников мышление до сих пор ещё в основном то ли «авторитарно-магическое», то ли «мифологическое» — когда естественное и сверхъестественное почти не различаются, а главным критерием истинности является авторитет… А мистическое познание само по себе — как я могу его отрицать, если напрямую чувствую связь всех людей с Богом? И на этом же мистическом (по-другому сказать не умею!) уровне — нематериальные связи людей друг с другом. Причём, не только между живущими, но и живых с умершими. И умерших — с живыми. Только, Лев Иванович, не смейтесь и не пугайтесь: никаких, конечно, ходячих покойников, вурдалаков, вампиров, привидений и прочих порождений народной фантазии — нет, совершенно нематериальную тончайшую связь между душами пребывающими здесь, в видимой телесной оболочке, и там — в иной форме… чувствую эту связь и всё. Конечно, можно сказать, что многие шизофреники и параноики тоже чувствуют нечто подобное… и если вам так удобнее — считайте меня сумасшедшим… поскольку доказательств… погодите-ка! Лев Иванович, у вас бывали такие мгновения, когда вы начинали чувствовать свою полную соединённость со всем миром — с его прошлым, настоящим и будущим? Нет! Не так! Когда время приобретает иное свойство? Когда и прошлое, и настоящее, и будущее — всё в этом миге? Простите, точнее не могу сформулировать, но если у вас такие моменты бывали, то вы поймёте, о чём идёт речь.
Окаёмов понял. И ответил, почти не задумываясь: