— Стихи, Лев Иванович. И очень хорошие. Я бы даже сказал: гениальные, но, во-первых, боюсь вас захвалить — разумеется, шучу! — а в главных: определение «гениальный» настолько затаскано, что… скажу лучше: это, Лев Иванович, настоящие стихи. Если хотите — ещё «сырые»… нет, я не о форме — о лакунах, которые вам предстоит заполнить… ведь записали вы сейчас, как я понимаю, в лучшем случае десятую часть будущей поэмы… почему и осмелился вам сказать: не гоните свой дар — Боже, упаси! Ведь, учинив в юности столь вопиющее насилие, вы, Лев Иванович, по-моему, многое потеряли…
— Какой дар, какое насилие — ради Бога, Илья Давидович? Ну да, лет с четырнадцати до двадцати рифмовал, «слагал» — как каждый второй, наверно, образованный мальчик. Но — уверяю вас! — никакого дара. Пустота, банальщина, в лучшем случае — версификационные «изыски». Не такие, конечно, крутые, — Лев Иванович вслух прочитал записанное среди прочего четверостишие:
— Тьфу! Язык запинается! И это, Илья Давидович, по-вашему — тоже стихи?!
— А почему бы и нет, Лев Иванович? Вспомните знаменитое: дыр бул щир — надеюсь, не переврал? Так что — окажись у вас влиятельные покровители в литературных кругах — вполне! С эдакими-то «набатниками» (когда каждый слог — ударный), могли бы занять очень даже нехилое местечко в лоне «постмодернизма»! А если серьёзно… будь из того, что вы сейчас написали, всё такое — я бы, конечно, вряд ли… дал бы вашим стихам столь положительную оценку… однако, когда в контексте… Да, случайно, да, кажется не связанным со всем остальным, но… когда рядом такие строчки… нет, ничего выделять не буду… только одно — работайте! Не гоните своего дара!
Польщённый, смущённый, растерянный — и от похвалы, и, главное, от внезапного поэтического потрясения — Лев Иванович взял свой выпитый менее чем наполовину (воистину: муза — баба та ещё! собственница — каких поискать!) фужер с коньяком и сделал два небольших глотка: за прорезавшуюся, чёрт побери, гениальность! Всё-таки, сколько от греха тщеславия не отгораживайся самоиронией, а когда хвалят — приятно! Особенно — когда искренне. А что Илья Давидович его странно написанные — будто бы он по ошибке был изнасилован пьяной музой! — стихи похвалил от всего сердца, в этом Лев Иванович не усомнился ни на секунду: действительно! Человеку, с которым только что познакомился — зачем ему было лгать?
Однако бархатистый тенор историка очень скоро отвлёк Окаёмова от приятного любования собственной неординарностью:
— Лев Иванович — за наше необычное знакомство. Правда! Не представившись — сразу же о стихах. Оно — конечно: увидев вами написанное, не заговорить о творчестве я не мог. И всё-таки… традициями тоже — по возможности пренебрегать не следует… так что… вам коньяку? Или, может быть, сухого?
— Коньяку, Лев. — Вмешался Пётр. — Смешивать, знаешь, не стоит. А то: водка, коньяк, сухое, опять коньяк… если, конечно, хочется побыстрей набраться…
— Не хочется, Пётр Семёнович! Ни побыстрей — ни как. А потому твой ценный совет… разреши послать — сам понимаешь, куда! — В шутку околючился Окаёмов. — Сухенького мне, Илья Давидович… Крепкого на сегодня, пожалуй, хватит…
Из глиняного кувшина — надо же! прямо как в ТЕ достопамятные времена! — Благовестов в два высоких (сразу же запотевших) бокала налил прозрачную, сквозь тонкое стекло чуть заметно зазолотившуюся жидкость: ваше здоровье! Чокнулись. Пётр — фужером с коньяком, Павел — стаканом с чем-то мятно-зелёным, отвратительно безалкогольным на вид.
Не являясь большим знатоком сухих вин, Лев Иванович, сделав два-три глотка, тем не менее сразу понял: пьют они нечто божественное! Не вино — нектар! Вороватым Гермесом проданный из-под полы и прямо с Олимпа доставленный на машине времени! Уж на что был хорош коньяк — вероятно, классика французского виноделия — но с этим неземным напитком он не мог идти ни в какое сравнение. Впрочем, естественно: произведение человеческих рук сравнивать с совершенным творением Диониса (или — Вакха?), гиблое дело!
Похвалив вино, астролог полюбопытствовал: — Илья Давидович, а когда вы мне сходу — вынесли, так сказать, маленькое общественное порицание?.. ну, за то, что я будто бы зарыл свой талант?.. о той жизни давайте пока говорить не будем — а в этой?.. нет, когда человек отказывается от призвания — я понимаю… покоя ему не будет… но ведь от призвания и захочешь, а вряд ли откажешься… да и по-настоящему призванных — ведь их единицы… а в той или иной мере талантливых — не сказать, чтобы очень много, но и не мало… так вот… талант или, по-вашему, дар… был он у меня и есть ли — не знаю… а вот призвания — точно не было… или так: всегда было много призваньиц — и к тому, и к другому, и к пятому, и к десятому — а вот одного (настоящего!) не было…
— Не было, Лев Иванович? Или вы его просто не ощутили? Ну — зова свыше?
— А какая, Илья Давидович, разница? Если не ощутил, то для меня, значит — не было.