Луна в Водолее

Уже не чающая встретиться с Окаёмовым, Валентина обрадовалась появлению Эльвиры: всё равно, кроме водки, утешиться ей сегодня нечем, а с пьющей Элькой это будет куда приятнее, чем с трезвенницей Наташей. И действительно — оказалось приятнее. Правда, сама Валентина выпила немного; к некоторому удивлению вдовы, её настроение резко переменилось уже после двух стопок: душевная боль смягчилась, появилось странное ощущение связи с Лёшенькиной душой, и вместе с этим ощущением — мир и покой. Будто бы кто-то Знающий тихонечко ей шепнул: в конечном счёте, всё будет хорошо. Третью стопку Валечка всё же выпила, а больше не захотела — незачем! Не спиваться же — в самом деле! Эльвире пришлось в одиночестве допить всю большую бутылку — и где-то около десяти женщины отправились спать. Эльвира — в комнату Алексея, а Валечка устроилась в проходной — на диване. А в одиннадцать вдова вдруг проснулась — с ощущением, что она не будет спать этой ночью: захочет — а не заснёт. Во всяком случае — дома. Нет — только в Алексеевой мастерской!

После шестисот миллилитров водки Эльвира беспробудно спала — никто не мог помешать Валечке встать, одеться в белое бальное платье и потихоньку уйти из дома.

(Не венчанная и не расписанная Валентина, тем не менее, не могла отказать себе в белом — напоминающем свадебное — платье: надевая его на Новый Год, Пасху, свой и Лёшенькин Дни Рождений. И облачиться сейчас в него, а не в чёрный вдовий наряд подсказал Валентине — она в этом нисколько не сомневалась — сам Алексей. Подсказал оттуда.)

В мастерской вдова первым делом включила мощный, засиявший в пять двухсотсвечёвых лампочек, светильник и достала из кладовки три старых картины Гневицкого: два пейзажа и один портрет. Её портрет. Который Валентине очень хотелось видеть на выставке и который её устроители — по их словам, из-за стилистического несоответствия — дружно отвергли.

Разумеется, не будь Валечка гибелью Алексея потрясена до состояния полной невменяемости, она и Мишке, и Юрию, и искусствоведке Ирочке очень доходчиво разъяснила бы что к чему — и этот «натуралистический» портрет обязательно оказался в экспозиции, но… может оно и к лучшему? Видеть себя сейчас глазами Алексея… сейчас — когда он так настойчиво призывает её к себе… туда, где нет «ни слёз и ни воздыханий»… а только — любовь… и ещё — правда — работа… по формированию души… много работы… особенно для тех — кто от неё отказался здесь… сам помешав своей душе должным образом оформиться в этой жизни… вольно или невольно — не суть…

Впрочем, Валентину никогда не занимали подобные метафизические бредни, а уж в данный момент — тем более! И её портрет, девять лет назад написанный Гневицким, сейчас говорил женщине только одно, но главное: Алексей её ждёт! Там! В Небесной Обители! В окрестностях звезды Фомальгаут — их общего с Алексеем (чего, естественно, вдова не могла знать) ангела-хранителя. Ждёт, чтобы продолжать вдвоём восхождение к Горнему Свету! Рука об руку: в той — как и в этой жизни!

Портрет Валечка поставила на пол, прислонив к столику с розами — под «Распятием»: так, что образовался непрерывный восходящий ряд от Земли к Небу — написанное маслом грубоватое, но озарённое любовью мужчины лицо тридцатилетней женщины внизу, выше (на фоне светло-серой стены) десять роз, как десять кровавых ран, и над всем этим (в беспредельности!) Он: Сын Человеческий… Он — победивший смерть…

Стоящее мольберте «Лесное озеро» зачаровывало сказочной тишиной, манили свежестью и прохладой низко склонившиеся ветви цветущих яблонь на другой картине Гневицкого, звала убегающая между стогов к дальней берёзовой роще тропинка — на третьей. И, глядя на эту умиротворяющую красоту, Валентина удручённо вздыхала: ну, почему? Почему Алексей отказался от этих милых всякому сердцу, доступных всякому зрению и понятных всякому уму образов реальности? Всё более отдаляясь от так нравящихся ей безыскусных (как в жизни!) пейзажей и двигаясь чёрт те куда! К Дьяволице-Лилит, околдовывающей «Фантасмагории»… однако же — и к «Распятию»! Нет! В искусстве — она не судья! Что делал и куда шёл Лёшенька — не для её куриных мозгов! Любить его и быть с ним рядом — другое дело! Всегда быть рядом… и в этом мире, и в том…

… разумеется, сердцем Валентина Андреевна Пахарева знала уже с понедельника, какой нелёгкий шаг ей предстоит в самом ближайшем будущем — однако умом, до самого его физического воплощения (до шажка в пустоту с лестницы-стремянки) она никогда так и не осознала этого: то есть, не осознала в земной жизни — зов Алексея звучал слишком настойчиво, потребность соединиться с ним была слишком неодолима. Возможно, если бы днём Валентине удалось встретиться с астрологом? Поговорить с ним и быть им утешенной? Впрочем — вряд ли… душа женщины была уязвлена слишком глубоко, чтобы её могли исцелить любые — даже самые умные и доброжелательные! — человеческие слова… только — Он, Чьё подобие Алексей так вдохновенно изваял из ствола старой липы… но Его голоса Валентина не слышала… а Лёшенькин — напротив — звал всё настойчивее…