Помещённое на прежнее место «Распятие» вновь «воспарило» — развернулись, из-за расходящихся лучами полукруглых канавок показавшиеся пьяному Окаёмову оперёнными, перекладины-крылья, изломанное крестной мукой тело Спасителя вновь как бы выпало из земного мира: оказавшись разом и здесь и там, и везде и нигде.
Впрочем, на Валентину — тоже: «Распятие» (по-своему) производило не меньший эффект, чем произвело на очень нетрезвого астролога — укрепив Его под потолком, женщина присела на кушетку и поняла: Алексей не зря велел ей вернуть скульптуру на место — только здесь это его творение жило своей настоящей жизнью. Что, вообще-то, не часто случается с произведениями искусства, если только… вырезанное из ствола старой липы «Распятие» — всего лишь произведение искусства? Созданное человеческими талантом, умом, сердцем, душой, руками. А что, если — не совсем?.. Эти последние Лёшенькины творения… «Портрет историка», «Цыганка», «Распятие», «Фантасмагория»… Впрочем, над «Распятием» он работал параллельно с «Фантасмагорией». Днём красками на холсте создавая нечто, на что без содрогания — без смеси ужаса и восторга! — было невозможно смотреть, а по вечерам методично плотничая над «Распятием»… Ну да, ну конечно — плотничая! Из ствола старой липы выделывая Крест с пригвождённой фигурой Спасителя… Выделывая Крест… Крест… Господи! Неужели — предчувствовал?! Взявшись за плотницкую работу? Конечно — предчувствовал! Ведь никогда прежде Лёшенька не увлекался никакой резьбой по дереву…
По счастью, явившаяся с огромной охапкой белой сирени и несколькими красными розами, Наталья прервала Валечкины болезненные размышления — вдова, умом исцелившись в среду, пока ещё очень недалеко отошла от возможного рецидива.
Выбросив засохшую сирень, а свежую поместив в чисто вымытое ведро с водой, десять огненно-красных роз Валечка поставила в незатейливый — в форме простого цилиндра — керамический сосуд, и водрузила его на пододвинутый под «Распятие» круглый высокий столик, служивший Алексею подставкой для натюрмортов.
Все эти нехитрые действия вдова совершила сама — доверив рвущейся помогать Наталье отнести на помойку старую засохшую сирень — и только. В мастерской — по глубокому внутреннему чувству Валентины — ей было необходимо прибраться собственными руками.
К сожаленью, дел было немного, и, управившись с ними минут за сорок, работящая женщина стала подумывать: а не вымыть ли и не протереть ли ей всё-всё? Не только пол, но и ящики, шкафчики, окна, стены — чтобы всё заблестело? Но тут же и испугалась этого нехорошего рвения: стало быть, хочешь превратить Лёшенькину мастерскую в музей? Так сказать — в стерильный заповедничек? Опомнись, дура! Ведь Лёшенька здесь работал! И пил, разумеется… а вот последние полгода — в основном работал… а пил — несравненно меньше… и надо же… о, Господи! Неисповедимы Твои Пути! Ну да — неисповедимы? А как же астролог? С его ужасным — в точности сбывшимся! — предсказанием?
Валентине вдруг нестерпимо захотелось увидеть Льва Ивановича — и главное: немедленно! Не в понедельник-вторник, а непременно — сейчас! Ибо во всём мире лишь он один мог найти для неё хоть одно утешительное слово! Почему-то женщине это вообразилось с такой неимоверной силой, что, презрев все нехорошие чувства к Татьяне, она собралась попросить Наталью съездить к артистке, но сразу же передумала: нет! Необходимо — самой! В конце концов, ей глубоко плевать на шлюшку-Таньку, а увидеться со Львом — надо быстрей! Не то — в голове опять начнётся чёрт те что! Шарики вновь зайдут за ролики — ей Богу, попахивает «дурдомом»! Всё явственнее слышится Лёшенькин голос — всё настойчивее звучат его призывы последовать за ним туда, где нет ни воздыханий, ни слёз.
Убедить Наталью, что съездить к артистке ей необходимо одной, без сопровождения, оказалось непросто — обычно мягкая и уступчивая Наташенька на сей раз заартачилась: дескать, мы договорились с девчонками тебя, Валечка, не оставлять в одиночестве. Однако, в конце концов, вдове это удалось: мол, прошла уже неделя и, как ты видишь, я в норме, а со Львом необходимо увидеться с глазу на глаз, а если ты опасаешься за астролога — он мужик далеко не хилый, не бойся, не изувечу.
Однако, прозвонив и пробарабанив в дверь Танечкиной квартиры десять минут — а вдова совсем немного разминулась с кинувшейся на поиски Льва артисткой — разозлившаяся Валентина была уже не вполне уверена в себе: ишь, сворковались! Уединились, понимаешь, в уютном гнёздышке — и хоть трава не расти! Убили Алексея, ну и убили — будто бы Лев не его старый друг, а Татьяна не бывшая (хотя, по счастью, и мимолётная!) любовница? Дескать, их ни для кого нет дома! А может, и правда — нет? Скажем, смылись на речку? Погода-то совершенно летняя! А это надо проверить!