Луна в Водолее

— Тогда, Андрюшенька, только ты! — для Елены Викторовны настал, что называется, момент истины: сейчас или никогда! — Ты и никто другой! Должен решать в этом случае! Со мной — или с мамой! Если с мамой — сам понимаешь — встречаться нам будет практически нельзя! Меня-то достать всерьёз — у Милки, конечно, не выйдет… так — мелкие пакости… а вот тебя — достанет, Андрюшенька! Можешь не сомневаться! Ведь даже за эти четыре дня… сегодня, признайся, ты ведь насилу ушёл из дома? А дальше — будет ещё труднее… Милкиными «умираниями», поверь мне, дело не ограничится…

— Да уж, она — конечно… но только, Еленочка, я ведь, правда, не маленький… вот увидишь — всё образуется. Ну, неделю, ну, две… позлится, повредничает, позапрещает — а толку? Ну, погрызёт, покусает — но ведь не съест же? Ведь кроме меня — действительно… ты, Еленочка, это сказала верно — нет никого у мамы…

«Юношеская бравада или мужская — на грани цинизма! — трезвость? — оценивая это, неприятно её царапнувшее, замечание Андрея, смешалась Елена Викторовна. — Мальчишка мальчишкой, а порой выдаёт такое — взрослому далеко не всякому придёт в голову! Она, понимаешь, из-за возможных Милкиных вредностей мандражирует как девчонка, готова убежать на Кипр, а Андрюшеньке — хоть бы хны! Будто бы мама — так! Если не вовсе пустое место, то что-то вроде надоедливой собачонки! Повизжит, полает — и успокоится! А может — не только мама? Может, вообще — все женщины? В Андреевом понимании — существуют лишь для его удобств? Удовольствий, услуг, приятностей? А что порой ворчат, делают замечания, плачут, устраивают скандалы — так ведь на то они и женщины? В своей основе, низшие существа? Недалёкие, истеричные, слезливые, непоследовательные по своей природе? То есть — созданные из мужского ребра? А что? С детства имея примером маму — донельзя заботливую вампиршу! — разве Андрей не мог по её образу и подобию мысленно вылепить всех других женщин? Что же, — неожиданно повернулось в голове у Елены Викторовны, — тем лучше! Тем легче она сумеет уговорить любовника! Без драматических глупых жестов — «или я, или мама» — тоже мне, артистка погорелого театра!»

— Андрюшенька, не обольщайся! Ты ещё не знаешь всей глубины женской стервозности. Да и упрямства — тоже. А главное — нашей силы. Не той, конечно, которую чокнутые феминистки пропагандируют сейчас с экранов — ну, когда хрупкая мадемуазель или мисс картинно сворачивает шеи нескольким здоровенным амбалам — нет, настоящей силы. Которая во все времена заставляла мужчин совершать подвиги и безумства, создавала и разрушала царства, вдохновляла музыкантов, поэтов, художников. Понимаешь, Андрюшенька, женщина это вода — и орошает землю, и точит камень… И если ты воображаешь, что поскольку физически давно уже сильнее мамы, то она не в состоянии навязать тебе свою волю — повторяю! — не обольщайся. Ещё как — в состоянии!

— Значит, и ты — Еленочка? Ну, если может мама, то — и ты? Навязывать мне свою волю? Можешь, Еленочка, — а? Тоже ведь — женщина…

— А сам, Андрюшенька, ты это чувствуешь? Ну, будто я навязываю тебе свою волю?

— Конечно, Еленочка, — по тону Андрея женщина не всегда могла угадать, когда он шутит, а когда говорит серьёзно, поэтому ей приходилось слушать с удвоенным вниманием, что очень раздражало госпожу Караваеву: увы, её шальная любовь постоянно требовала новых и новых жертв, — то, понимаешь, английский, то «Мальборо», то сухая кислятина — всё учишь, как надо жить! Прямо-таки — воспитываешь! Как дрессировщица!

— Андрюшенька, неужели?! Мои советы и замечания ты воспринимаешь вот так? Как занудство? — испуганно воскликнула Елена Викторовна.

— Иногда, Еленочка. Временами. А, в общем — шучу. Хотя… в каждой, ты знаешь, шутке… нет… иногда — действительно… когда ни с того ни с сего вдруг хочется сделать тебе назло… или просто — дикая лень накатит… А у тебя, Еленочка, тоже? Бывает такое — а? Ну, когда вроде бы беспричинно находит желание вредничать?

— Бывает, Андрюшенька, и ещё как бывает! Только, по-моему — это у всех. Передразнить, укусить, царапнуть — наверно, у каждого. Причём — без повода. А главное: тех — кого любим! Так уж мы люди устроены — по сволочному. Говорят — из-за грехопадения… Не знаю… За Адамом и Евой через забор не подглядывала… Ладно, Андрюшенька, с лирикой пока погодим. Ты, наверное, уже догадался, что я надумала, если Людмила не образумится? Если дурацкие амбиции — для неё самое дорогое? Дороже достатка, любви, спокойствия? Ну, если она из тех извращенок, для которых счастье — делать несчастными и себя, и других?

— То есть, Еленочка, если тебе не удастся купить меня у мамы? Предположим, не сторгуетесь — или из вредности она вообще наплюёт на деньги?..

Андрей уже не просто ехидничал, а откровенно хамил, и госпожа Караваева с трудом сдержалась, чтобы, в свой черёд, не ответить любовнику какой-нибудь ядовитой гадостью. Однако — сдержалась: ну, можно ли взрослой женщине всерьёз сердиться на мальчика? На любимого, дорого?