— Андрюшка, негодник! Мало я тебя сегодня выдрала за ухо? Ну, там — у памятника! Вот погоди, вдобавок ещё и отшлёпаю! Нет, правда, Андрюшенька… за что ты меня так обижаешь? Я же хочу — как лучше… А что твоей маме собираюсь предложить деньги… за это, Андрюшенька, я ведь перед тобой уже извинилась… и мне показалось, что ты меня понял… тогда почему — такое злое ехидство?.. или?.. всё-таки — я ошиблась?
— Да в общем, Еленочка, нет. Не ошиблась. Но только… как бы это тебе сказать… я ведь, в конце концов — мужчина! А ты — женщина. Но ты — без дураков! — крутая… зарабатываешь такие деньги… а я…
— А у тебя, Андрюшенька, всё ещё впереди! — обрадованная тем, что, как ей показалось, юношеская обида коренилась не глубоко, Елена Викторовна поспешила на выручку. — Вот с Божьей помощью закончишь хороший ВУЗ… МГУ, Плехановку или даже МГИМО…
— С Божьей, Еленочка, или — с твоей?
— Почему, Андрюшенька — «или»? Уж если тебе так хочется — то и с моей, и с Божьей. Значит, не «или», а — «и».
— Ну, а потом, Еленочка? После института? Экономистов сейчас — как собак нерезаных. А чтобы стать международником… да у них там такая мафия! Со стороны — не подступишься! Это ещё в конце восьмидесятых, в самом начале девяностых… ну — когда перестройка… тогда ещё кое-кому удавалось влезть со стороны… конечно, очень немногим… а вообще — зачем я тебе говорю об этом? Ты это знаешь куда лучше, чем я. И потом… экономика — не для меня. Дипломатом — оно, конечно… но, во-первых, без связей — это такие деньги, которые, Еленочка, вряд ли и у тебя найдутся, а во-вторых: одним английским там ни черта не обойдёшься. Хотя бы, как минимум, надо знать ещё парочку. Причём — экзотических. А у меня со способностями к языкам… если даже английский, который и в школе, и мама, и репетиторы… нет, Еленочка! Конечно, ВУЗ необходим… хотя бы — из-за нашей доблестной армии: ну, чтобы, значит, не загреметь… а вот в смысле того, что после института я буду достойно зарабатывать — не в России!
— А почему, Андрюшенька, непременно — в России? Если ты всё-таки одолеешь английский — перед тобой весь мир! Хоть за это нынешним властям можно сказать спасибо: не кормят — да, но за забором, слава Богу, не держат.
— А им теперь и держать не надо. Нашими российскими мозгами Запад за последние годы если и не обожрался, то вот-вот обожрётся. Ну, там математики, программисты, физики, возможно, и будут иметь какие-то перспективы… а всем остальным… кукиш с маслом!
— Андрюшенька, а ты? — за время их сближения юноша о своём будущем впервые заговорил серьёзно, и Елена Викторовна сразу же отстранилась от — только что казавшихся важными! — сиюминутных проблем. — Ни к экономике, ни к математике склонностей не имеешь, значит? И вообще — ни к чему техническому? А к гуманитарному?
— К истории с литературой — что ли? Или там — к философии?
Слово «философия» — намеренно или нет — Андрей произнёс с заметным сарказмом.
— Андрюшенька, после семидесяти лет принудительного «марксизма» к философии в России ещё долго будут относиться с большим подозрением, и, упомянув гуманитарные науки, я имела в виду юриспруденцию, эстетику, психологию, ну, и историю тоже — да. Вообще — всё не естественное.
— Значит, Еленочка, всё противоестественное? — скаламбурил Андрей. — Астроложество, например, алхимизм, психосадизм и пришельцеманию?
— И что, Андрюшенька, ни к какому из этих и им подобных умственных извращений тебя ни капельки не влечёт? Только — честно? Я, знаешь, женщина без предрассудков и над твоими интимными склонностями смеяться не стану — честное слово! — В тон возлюбленному отозвалась госпожа Караваева.
Андрей ответил не сразу, а, подумав две-три минуты, после глотка вишнёвого сока — и, к удовольствию женщины, ответил опять серьёзно.