Луна в Водолее

— Священником, говоришь, Еленочка? А что — это идея! — по-прежнему не всерьез откликнулся Андрей, но, почувствовав вдруг лёгкое ознобление в сердце, заговорил по-другому. — Знаешь, Еленочка… чтобы стать священником… нет — в голову мне ничего подобного не приходило… ведь для этого надо быть или глубоко верующим, или совсем атеистом! Ну, когда всё — включая Бога — до лампочки. Когда служба — не служение, а работа, Да, трудная, но — по нынешним временам — хорошо оплачиваемая. Хотя… у них ведь, наверно, тоже существует своя мафия. Кому, стало быть, пироги да пышки, а кому — синяки да шишки. А я, Еленочка, хоть и крещёный, но ни такой веры, чтобы быть готовым пойти на крест, ни такого неверия, чтобы ради материальных благ каждый день обманывать Бога, не имею. И, значит…

— Да, Андрюшенька! — обрадованная зрелостью суждений своего юного возлюбленного, подытожила госпожа Караваева. — Я — тоже! Так и сказала Льву Ивановичу, что думать о карьере священнослужителя раньше, чем тебе исполнилось тридцать лет, нельзя. Сначала надо хорошенько определиться — какому богу ты собираешься служить. А то: золотые ризы, ангельское песнопение, воск, ладан — есть от чего закружиться мальчишеской голове… И знаешь, Андрюшенька, Лев Иванович согласился на сто процентов. И более: добавил, что, став священником, ты рискуешь завести свою паству в сети Врага. Но и признался, что, как астролог, обязан поставить меня в известность относительно твоей возможной карьеры. Ибо, одолев Тьму, ты — на пути священнослужителя — способен обрести Свет.

— Ничего себе — будущее! А ты — Еленочка? Ведь, насколько я понял, ни твой астролог, ни ты не желаете, чтобы я сразу же после школы поступал в семинарию? Так, почему же об этом ты заговорила со мной сейчас? И ещё, Еленочка… только — честно… что ещё со своим Львом Ивановичем вы для меня придумали?

«А мальчик-то, кажется, приревновал?», — услышав обиду в голосе Андрея и на секунду смешавшись, мысленно отметила женщина.

— Придумали, Андрюшенька?.. Бог с тобой! Такое разве придумывают? Ведь профессия — это судьба. А взять на себя ответственность за чью-то судьбу… тем более — за твою… нет! Пойми меня правильно! Помочь тебе добиться цели — моя святая обязанность! Однако выбор… выбирать, Андрюшенька, ты должен сам! А я могу только посоветовать. Да и то — с оглядкой. А указывать тебе путь… нет! Ни в коем случае!

— У-у, Еленочка, чуткая-то какая — а? И заботливая… как… ну, да — как мама! Прости, Еленочка — нечаянно сорвалось с языка!

— Прощаю, Андрюшенька! Ехидину моего любимого… Ведь — чего уж! — повод дала сама…

— И я, Еленочка — тоже. — Войдя в роль мужчины-повелителя, Андрей позволил себе снисходительно отнёстись к женской слабости. — Прощаю тебе и твоё суеверие, и твою бесцеремонность — ну, что связалась с астрологом и за моей спиной гадала о моей судьбе. А вообще — любопытно… не атеистка — однако креститься не хочешь… вроде бы умная, а веришь во всякую чушь… в экстрасенсов, колдуний, целительниц, астрологию, НЛО, Шамбалу, Атлантиду — чёрт те во что, Еленочка! Кто ты — в конце концов? Сектантка?.. Язычница?.. Пантеистка?..

— Знаешь, Андрюшенька… — Елена Викторовна задумалась и на этот непростой вопрос стала отвечать после продолжительной паузы, — я — женщина! А это не только анатомия или разница интеллектов, нет — в первую очередь! — это религия. Женщина искренне может считать, что она христианка, мусульманка, буддистка, язычница — да кто угодно! Но всё это — сверху! А, в сущности — в глубине — она богиня. Да, да, Андрюшенька! Каждая женщина в глубине — богиня! Для которой ваши мужские игры в религию, философию, искусство, науку — гимнастика ума, и только!

— Богиня, говоришь, Еленочка?.. А знаешь — что-то в этом, пожалуй, есть…

…За ласками, за разговорами время прошло незаметно, и Елена Викторовна спохватилась только тогда, когда предзакатное солнце, на миг озарив комнату розовым светом, спряталось за высотным домом: батюшки! Уже восемь с четвертью! Милка, небось, её уже прокляла?

Однако Андрей, вдохновлённый намерениями госпожи Караваевой относительно его будущего, не только не разделил опасений своей возлюбленной, но и проявил изрядную чёрствость к возможным из-за его исчезновения тревогам мамы:

— Ничего, Еленочка, перебьётся, Правда, слушать её нотации… а знаешь… позвони-ка ты ей сама? А что, Еленочка, позвони и скажи, что я сегодня ночую у тебя. Нет, правда, ведь сама напросилась! Расколола меня как маленького — и будьте любезны! Скандал за скандалом! Не хочет понять, что я уже не ребёнок: где хочу — там и ночую! Как, Еленочка, не прогонишь? — Андрей попытался шуткой сгладить юношескую резкость своих суждений.

— Андрюшенька — наконец-то! Хоть совсем оставайся здесь! Я, понимаешь ли, даже подумала… ладно! Это теперь не важно…

Воскликнула обрадованная Елена Викторовна, однако, засомневавшись, оборвала начатую фразу: «А мальчик-то — а? Схватывает прямо-таки на лету! Сразу понял, что ради него я готова на всё! И маму — в сторону!»