С этого дня Алистер всегда, стоило его маме уехать на работу, взбирался на крышу. Он отказался от водосточного желоба, на котором его могли заметить и разоблачить, в пользу лестницы, ведущей к двери прямо на крышу. Там он проверял себя на ловкость и умение держать равновесие, прогуливаясь по узким карнизам и перепрыгивая с одного на другой. А еще выдумывал акробатические трюки и тотчас исполнял их. Всегда на краю пропасти, на грани падения, в шаге от гибели.
Не раз и не два он чуть не падал и навсегда запомнил непередаваемые ощущения, которые испытывал в те мгновения. Бушующие, мощные волны, не оставлявшие его ни днем ни ночью, настолько приятные, что все остальное на их фоне меркло и бледнело.
Однажды, после года таких вылазок, его мама вернулась домой на три часа раньше. Она поскользнулась на мокром полу, поранила мизинец — в целом не случилось ничего страшного. Но ее начальник сказал ей ехать домой и отдыхать.
Так мать узнала, чем сын занимается в ее отсутствие.
— Мой малыш, мой бедный малыш, это я виновата, что не заметила, как ты вырос.
— Я очень осторожен, мам, не беспокойся.
— Алистер, я говорю не о беспокойстве. Меня может убить то, чем ты занимаешься. Если с тобой что-нибудь случится, я никогда себе этого не прощу. У меня слишком слабое здоровье, чтобы я могла это вынести, понимаешь?
— Да, понимаю. Прости меня, мама.
— Нет, не извиняйся, это моя вина. В твоем возрасте всем хочется острых ощущений, это абсолютно нормально. Я должна была это предвидеть. Не переживай, я приму все необходимые меры, чтобы защитить нас.
Она уходит на два часа. И возвращается со стационарным компьютером, ноутбуком, дюжиной видеоигр, копией какого-то фильма на дивиди-диске, роутером и наножниками[28]
.Тем же вечером все это устанавливается и настраивается. В комнате Алистера теперь появился доступ к интернету. В качестве исключения мама даже согласилась отложить ужин, чтобы ее сын мог пройти первые уровни видеоигры, за которую принялся. Отныне она предлагала ему испытывать на себе воздействие адреналина не в жизни, а в виртуальной реальности.
За несколько минут до отбоя, когда мама попросила его выключить компьютер, Алистер вбил в строку поиска: «Сколько дней я еще проживу?» Он кликнул на вторую предложенную ссылку, и на весь экран развернулась обложка «Критики чистой математики». Мама согласилась оформить заказ.
Следующим утром она застегнула наножники на его лодыжках. Цепь была всего сантиметров сорок в длину и позволяла перемещаться по квартире очень маленькими шажками. У него ушло меньше четырех часов, чтобы открыть замок и освободиться. Но цепи были не только на его ногах, но и в голове, и больше он из этой квартиры не вышел.
Вечером дверь в квартиру отворилась, и послышался полный энтузиазма голос матери:
— Все хорошо, мой малыш? Я принесла тебе кое-что вкусненькое, уверена, тебе очень понравится! Ты рад?
— Очень рад.
Она нежно и умиротворенно улыбнулась ему в ответ.
Из кухни, где включена кофемашина, Яро выглядывает в коридор. Алистер, опять втиснувшийся в свой скафандр, да еще и в шлеме, стоит возле двери в туалет и ждет, когда оттуда выйдет Сидони. Открыв дверь, та подпрыгивает, прижимая руку к колотящемуся сердцу.
— Зачем торчать в коридоре? Ты меня до смерти перепугал!
Она ворчит, и все же Яро прекрасно понимает, что это только видимость.
— Я не хотел тебя напугать! — кричит Алистер сквозь шлем. — Ты сама попросила показать тебе мой скафандр.
— Это могло подождать! Ладно, давай, показывай, — говорит она и жестом просит его повернуться вокруг своей оси. — Вы же знаете, что я думаю о вашем «приобретении». Это преступление, тем более ужасное, если учесть последствия, которые могут иметь место для тебя, Яро. Хотя вынуждена признать, Алистер, он тебе очень идет. Ты читал «Маленького принца»? У вас с ним ничего общего, и все же ты — вылитый он. Алистер, принц звезд!
Запотевшее забрало шлема не дает разглядеть лицо Алистера, но Яро и так знает, как он сейчас выглядит. Как маленький мальчик, чье стихотворение только что похвалила учительница. Яро чувствует, насколько его счастье заразительно. Сидони не может не рассмеяться, прежде чем снова вдруг делает серьезное лицо.
— Слушайте, парни, так нельзя. Мы не можем держать маму Алистера здесь. Во-первых, это неуважение. Даже кроманьонцы хоронили своих мертвых. А во-вторых, запах будет становиться только хуже. Мы должны позвонить в похоронное бюро.
Алистер по одному загибает пальцы, сжимая руки в кулаки, несмотря на сопротивление перчаток. Парень явно нервничает, и очень сильно. Только бы не выкинул опять свой фокус «Обеликс» с задержкой дыхания.
Яро подходит к нему и кладет руку на плечо, успокаивая.
— Что ты об этом думаешь, Алистер?
Алистер начинает говорить, но Яро знаками просит его сначала снять шлем.
— Если бы она лежала в гробу, было бы по-другому, пахло бы не так плохо?
— Нет, было бы все то же самое, но под землей, подальше от нас.
— Не уверен, что мама хочет быть подальше от нас. Она не любит быть вдали от меня, ей нравится, когда мы рядышком друг с другом.