Луна за моей дверью

— Прекрасная идея. У меня тоже был ксилофон, когда я была маленькой. У него была голова крокодила и колесики, чтобы его можно было катить за веревочку.

— Алистер, ты разбудишь маму.

— Она обожает ксилофон!

Я прекрасно понимаю, что Яро не на шутку рассержен, но это несправедливо, ведь он абсолютно вежлив с гостями, а я — только наполовину. Быть вежливым очень важно, особенно с такими посетителями. Мама здесь, и она это оценит.

Я устанавливаю одну часть ксилофона над другой наподобие органной клавиатуры и достаю свои палочки.

5

Яро

Ну что за дебил! Он себе все нейроны повыжег, что ли? Что на него нашло? Еще минута — и эти проверяющие ушли бы со своим кейсом, и не нужно было бы мучиться с этим запахом и всем остальным. Но долбаному Алистеру взбрело в голову устроить шоу!

Вмешиваться теперь будет подозрительно: он уже притащил в гостиную свое барахло. И подставку-то ему надо зафиксировать, и футляр с мягкой обивкой открыть, и поставить две эти фиговины с металлическими пластинками. Ну и жуткий же у него вид с этими гигантскими ватными палочками в руках. Не хватало еще, чтобы он предложил им пообедать и посмотреть вместе какой-нибудь фильм.

Нахохлившись и скрестив руки на груди, Яро решает молчать.

Не успевает Алистер опустить палочки на инструмент, как в дверь снова звонят. Только бы это была не соседка, вернувшаяся за собакой. Инспекторы начнут подозревать, где собака зарыта… или, вернее, мамаша зарыта! Эти двое уже обменялись заинтересованными взглядами. Но лучше пока не трепыхаться.

Алистер смотрит на безучастного Яро. Приободрившись, он поднимает палочки, но в ту же секунду, как опускает их на инструмент, звонок повторяется. Певучий голос Сидони долетает до них, когда она толкает плохо закрытую дверь.

— Ау, друзья? Вы уже улетели на Луну или как? У меня потрясающая новость для тебя, Алистер!

Она уже идет по коридору, и Яро встает, чтобы встретить ее.

— Боже, ну и запах… Надо было привезти сюда каких-нибудь благовоний. Здесь же дышать не…

Она замолкает на полуслове, заметив Яро, показывающего пальцем на инспекторов в гостиной.

— Входи, — говорит он. — Это инспекторы из пенсионной организации мамы Алистера. Он как раз собирался выступить перед ними с игрой на ксилофоне.

— На ксилофоне? — изумленно повторяет она.

— На ксилофоне, — подтверждает Яро.

Сидони смотрит на инсталляцию Алистера и вдруг начинает хохотать. Она пытается еще раз произнести слово «ксилофон», но никак не может перейти от одного слога к другому. Похоже, ее смех вырвался из-под контроля.

Инспектор тоже начинает смеяться. К ним присоединяется Алистер, всем телом трясясь от хохота. Яро перестает бороться с собой и тоже складывается пополам. Даже Чипо, виляя хвостом, как стеклоочистителем, подпрыгивает на месте и радостно тявкает. Лишь Беренис Парси остается сидеть с плотно сжатыми губами на серьезном лице, сложив руки на такие же плотно сжатые колени.

— Не понимаю, что тут смешного?

Ее чопорное замечание вызывает новый взрыв хохота у коллеги.

И только успокоившись, инспектор вытягивает руку, указывая на кресло, в котором только что сидел.

— Присаживайтесь, мадам, — обращается он к Сидони. — Не можете ведь вы стоять.

Она благодарит его и опускается в кресло.

— Могу я присесть на подлокотник? — интересуется он. — Впрочем, я не представился. Я инспектор ПИВС[26].

Он пожимает ей руку.

— Приятно, господин Инспектор Пивс. Сидони Ганоша, — отвечает она в свою очередь.

— Простите, разумеется, меня зовут не Инспектор. Я Жорж. А вот ваше имя мне очень нравится… Сидони, как в «Аглая и Сидони»[27]?

— Она самая. Только избавьте меня от необходимости отвечать на вопрос, кто из них гусыня, а кто свинка.

Инспектор пожимает ей руку.

— Для меня большая честь познакомиться с вами. Вы здесь по работе?

— Нет, что вы, моя работа — это FRIPON.

— Я очень люблю картошку фри, — говорит Жорж.

— FRIPON не имеет ничего общего с картошкой фри, это программа по разворачиванию сети постов наблюдения за небом. Кстати, я терпеть не могу картошку фри.

— Значит, мы просто созданы друг для друга, — заключает инспектор.

Он садится на подлокотник, и в комнате снова воцаряется тишина. Все взгляды обращены к Алистеру.

Палочки опускаются на инструмент, и два светлых, чистых звука предваряют целую лавину блестяще исполненных нот. Все становится похожим на немой фильм, в котором музыка сопровождает бурлеск ломаным ритмом, радостным гвалтом и игривыми взлетами, прежде чем вдруг на мгновение волнующе зависнуть в нерешительности, уступающей место бойкому ликованию. Веселая мелодия эхом вторит смеху, которым наполнялась комната всего несколько минут назад. Она создает особую атмосферу близости, в которой чувствуешь себя замечательно.

Алистер переносит свой вес с ноги на ногу, покачиваясь в такт настроению партии. Руки его порхают в стремительном, но упорядоченном танце, а взгляд перебегает с инструмента на слушателей и обратно.

Его лицо сияет от осознания, что для всех эта прекрасная интермедия стала глотком свежего воздуха.