Лунное граффити

Порой она смотрит в окно на папину поход­ную плитку, и мне ясно, что она по нему скучает. А вчера я застала их в ванной: оба чистили зубы. Есть большая разница между просто чисткой зу­бов и красноречивой чисткой зубов. Они не спе­шили: пользовались зубной нитью, полоскали рты — и все время смеялись.

Порой мама уходит ужинать к папе. Он гото­вит на плитке к ее приходу, а потом они лежат на траве под грушевым деревом. Он умеет рассме­шить ее, как никто на свете. Показывает фокусы, вытаскивает монетки у нее из уха. «Вытащил бы ты оттуда ипотечный взнос, и все проблемы были бы решены», — вздыхает мама.

Время от времени я застаю папу на выходе из их спальни. Выглядит он тогда как вор, пойман­ный с поличным. «Это ведь твоя спальня, пап», — говорю я, проскальзываю в туалет и не выхожу, по­ка он не уйдет. Дико видеть, как родной отец кра­дется из спальни родной матери. Дико чувство­вать, как это дико.

Хороший знак: они по-прежнему занимаются любовью, а это красноречивее любой чистки зу­бов. Плохой знак: доставщик пиццы больше не звонит в нашу дверь, а сразу направляется к сараю. Хороший знак: у папы на молочном ящике, пере­деланном в прикроватную тумбочку, стоит наша с мамой фотография.

«Джейн Остен от такого в гробу бы переверну­лась», — порой говорю я маме.

«Джейн Остен — писательница. Она бы все по­няла», — отвечает мама, и я не могу не согласить­ся. Легче от этого не становится.

У меня в комнате висит репродукция с рисунка Майкла Завроса. Там лошадь кубарем летит с вы­соты, копытами в облака. Равновесие невосстано­вимо. Ей невдомек, как она сюда попала, где на­ходится и почему падает. Картина называется «По­ка не сдаст сердце», и от названия у меня мурашки по коже. Мне нравится, что лошадь такая живая, нравятся изящные очертания ног и головы. Но по ночам я смотрю на нее не поэтому. Точно не знаю почему. Это как-то связано с тем, как надо любить. Надо чувствовать в себе кувырком летящую ло­шадь. И нельзя засыпать, если тот, кого любишь, ночует в сарае.

Лео играет косичками Джезз. Она снова пока­зывает мне пять пальцев. Надеюсь, Джезз нравит­ся ему по-настоящему. Надеюсь, он заслуживает того, чтоб так нравиться, хотя верю в это мало. Мне нестерпимо хочется уволочь Джезз в кабин­ку признаний и запереть ее там. Хоть она и ясно­видящая, но не видит перекресток, где «больно» и «еще больнее» пересекаются. Попадешь в «слепую зону» — и тебе крышка. Вот если бы мы нашли Поэта, он бы ей, наверное, подошел. А Лео не­спроста ни с кем не встречался после Эммы.

— Зачем он тебе так нужен? — спрашивает ме­ня Эд и, повернувшись, я понимаю, что вопрос звучит не в первый раз.

Я щелкаю папиным браслетом-талисманом и отвечаю:

— Нужен, и все.

Задание второе

Поэзия 101

Учащийся: Леопольд Грин

Любовь в наручниках

Та которую я любил вызвала копов

И ждала пока меня арестуют

Она сказала это самый умный поступок

в ее жизни

Не считая того что она меня бросила

Увидев меня в наручниках

Она помахала «пока»

Ей было ужасно смешно

Что я пытался махать в ответ

От мужика в фургоне где везли нас

с Эдом

Несло прокисшим перегаром

Как от моего папаши

После долгой пивной ночи

И я снова подумал о ней

О том как удивился вначале

Что в ней нет ничего

Из того что я видел раньше

Лео смотрит на часы.

— Если поторопимся, успеем на электричку в десять пятнадцать.

Они с Джезз возглавляют шествие. Дэйзи идет в сторонке, за ней тенью следует Дилан, и в ре­зультате я иду рядом с Эдом. За два года он стал выше, а вот волосы по-прежнему растут как хотят. И пространство вокруг него по-прежнему закры­то. И на футболке — кролик, читающий книжку.

— Прекрати коситься в мою сторону, твоя зад­ница в безопасности, — говорит он. — Расслабь­ся. У меня есть девушка, и для справки, первое сви­дание с ней прошло блестяще.

— Видимо, наше свидание не прошло зря, — парирую я. Получите, мистер.

— У нас с тобой свидания не было. Свида­ние — это когда в конце поцелуй, а не фонтан крови и сломанный хрящ.

— Ну, если говорить о технической стороне де­ла — да, пожалуй.

Эд изумленно поднимает брови, а потом зака­тывает глаза.

— Для сведения: руку на задницу положила она мне.

— Как романтично! — Я подбираю палку, пред­ставляю, что это стеклодувная трубка и вращаю на ней расплавленные звезды.

— Именно что романтично, — утверждает Эд, наблюдая, как я подношу палку к губам. — Она не устраивала мне контрольных по тексту и не бросалась на меня с кулаками за неверный ответ.

Выдуваю океан из золотого стекла. Потом не­бо. Потом облака.

— Бет просто мечта, а не девушка.

Проклятие. Даже не глядя, я знаю, что он усме­хается.