Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила

– Честно говоря, почти совсем не помню. Припоминается обрывочно, что она была высокая, смуглая, с пронзительными черными глазами и одевалась в черное. Платье развевалось вокруг нее, как шаль Снежной королевы. Она в самом деле носила шаль, закалывала ее бриллиантовой булавкой. Помнится, мама говорила, что бриллианты у нее отвратительные. Мне это почему-то показалось очень смешным, не знаю почему.

– Бриллианты? Боюсь, что их, наверное, уже давно нет. Я ни разу ни одного не видел. – Мне показалось, что в голосе Летмана прозвучало сожаление. – На самом деле она не очень высокого роста, хотя ребенку, наверное, могла показаться великаншей. А что до ее нарядов, они тоже вошли в легенду.

– О, я слышала, она одевается как восточный мужчина. Ну и что? – Я расцепила руки на колене и выпрямила обтянутые брюками ноги. – В конце концов, я одеваюсь как мужчина-европеец.

– Ну, меня вам не удалось обмануть, – сказал мистер Летман, впервые выказав хоть проблеск человеческих чувств. Обеспокоенный взгляд на минуту просветлел. Он поднялся со скамьи. – Пойду посмотрю, как обстоят дела. Я, конечно, постараюсь уговорить старушку принять вас прямо сейчас. Может быть, она согласится и встретит вас с распростертыми объятиями, но если нет, мы оставим вас ночевать. Договорились?

– Договорились.

– Вот и хорошо. В худшем случае я дам вам знать.

Летман натянуто улыбнулся и ушел.

Я обогнула высохший бассейн и опустилась на парапет рядом с Хамидом.

– Вы все слышали?

– Почти, – ответил Хамид. – Странные у них понятия о гостеприимстве, правда? Закурите?

– Спасибо, не сейчас. Вообще-то, я курю очень редко.

– А наш новый друг частенько покуривает.

– Что вы имеете в виду?

– Гашиш.

Я разинула рот:

– Не может быть! Неужели? Откуда вы знаете?

Хамид пожал плечами:

– Вы обратили внимание, какие у него глаза? Есть и другие признаки – тот, кто знает, сразу их заметит. Когда мы пришли, он курил.

– Так вот почему он засыпал на ходу и вообще был словно не от мира сего! Сказал, что мы его разбудили, и я подумала, что это просто сиеста. Решила, что он провел всю ночь возле моей тетушки. А он, оказывается, курил! Мы ему помешали! Неудивительно, что он был так недоволен.

– Вряд ли он был недоволен лично вами. Гашиш расслабляет, навевает беззаботное веселье. Он почувствовал, что ему трудно соображать. Я и сам иногда покуриваю; в Ливане все курят.

– Вы курите гашиш?

– Не бойтесь, не в те дни, когда я за рулем, – улыбнулся Хамид. – И знаю меру. У меня хватает рассудка понимать, что это очень опасно. На разных людей наркотик действует по-разному. Когда вы обнаружите, что с вами происходит что-то неладное, чаще всего бывает уже поздно. Помните, он говорил, что пишет книгу? Если он останется здесь и будет курить марджун, он ее никогда не напишет. Из года в год он будет думать, что стоит ему только завтра сесть за стол, и он создаст лучшую книгу всех времен… но он никогда не сядет за стол. Вот что делает с человеком марджун; приносит видения и лишает желания понять их смысл. Он кончит, как тот старик: будет кашлять на солнцепеке и грезить наяву… Как вы поступите, если он вернется и скажет, что старушка вообще отказывается вас принять?

– Еще не думала.

– Знаете, как я поступил бы на вашем месте? Если он скажет, что леди Гарриет не желает вас видеть, заявите, что хотите услышать это от нее самой. Если он и на это не пойдет, скажите, что можете принять подобный запрет только от настоящего врача и хотите, чтобы ее незамедлительно осмотрел доктор из Бейрута. О, этого можно добиться, не повышая голоса. Спросите, какого доктора он порекомендует и в котором часу завтра ему будет удобно встретить вас. Затем позовите меня, и я вас отвезу.

Голос Хамида звучал почти без выражения, но я изумленно уставилась на него:

– Что вы предполагаете?

– Ничего. – Он снова пожал плечами. – Сдается мне, что дела здесь делаются так, как прикажет он. И нам остается лишь поверить ему на слово, что деньги давно кончились. Старая леди была – повторяю, была – очень богата.

– Но никому в семье дела не было… – начала я и запнулась.

Какой прок объяснять Хамиду, что никто в семье не претендовал на деньги тетушки Гарриет? Все мы дружно хотели только одного: чтобы дорогая родственница извлекала из своих богатств максимум удовольствия в том смысле, как она это понимает. Но все равно, дело здесь заключалось явно не в денежных расчетах. Я медленно произнесла:

– Если он не обманывает, говоря, что тетушка в добром здравии, то, значит, она сама в состоянии о себе позаботиться, и в то же время я совершенно уверена, что она не поблагодарит меня за то, что я вмешиваюсь не в свое дело. Единственное, чего мне хочется, – это узнать, вправду ли она, как говорится, крепка и здорова; если это так, то она имеет право делать со своими отвратительными бриллиантами все, что ей заблагорассудится. Может быть, Летман говорит правду и она в самом деле давно их распродала.