Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила

Мои апартаменты располагались посередине южной стены сада. Комната была квадратная, с довольно высоким потолком и мраморным полом, выложенным, как шахматная доска, черными и белыми изразцами. Позолоченный орнамент на синих мозаичных стенах представлял собой начертанные арабской вязью изречения из Корана. В отличие от других виденных мной помещений дворца здесь было чисто. Комната хорошо освещалась трехстворчатым окном, за которым в глубокой стремнине шумели воды Адониса. Окно было забрано решеткой, правда не такой плотной, как решетки на окнах сада, выходивших на плато. Причина была очевидна: наружная стена сераля, видимо, вырастала прямо над краем скалы, обрывавшейся в реку.

– Ваша спальня рядом, – сказал мистер Летман, – а по соседству находится баня. Я, разумеется, имею в виду настоящую турецкую баню – хаммам, с парными, холодными комнатами, массажными залами и всем, что положено. – Он усмехнулся. – Но, как вы сами догадываетесь, без пара.

– И никакой горячей воды?

– Смеетесь? Но проточной воды сколько угодно, прямо из ледников, и вся она – к вашим услугам. – Улыбка исчезла, Джон Летман с сомнением взирал на меня. – Знаете, это довольно храбрый поступок – остаться здесь. Мы не очень-то привыкли к гостям.

– Мне здесь очень нравится, – искренне призналась я.

– Каким бы ни был этот дворец в остальных местах, эта часть, наверно, представляется вам сгустком настоящей восточной романтики, верно? Бог свидетель, я надеюсь, что вы сохраните ваши иллюзии… К сожалению, спальня еще не готова. Я позову Халиду, чтобы она навела там порядок и принесла вам полотенце. Хотите что-нибудь еще?

– Только зубную щетку, хотя не знаю, приспособлен ли хаммам для чистки зубов. Не глядите так встревоженно, я шучу. Одну ночь я прекрасно обойдусь без роскоши. Могу я на ужин попросить яблоко? Надеюсь, в распорядок дня тетушки Гарриет входит ужин?

– Помилосердствуйте, – рассмеялся Джон Летман. – Мало того, вам будет приятно узнать, что Халида не держит меня на той же диете, что и вашу тетушку. Но к сожалению, мне пора. – Он взглянул на часы. – Вам, наверное, хочется пить. Я сейчас пришлю вам что-нибудь выпить. Скоро стемнеет, и вам будет сложно осматривать дворец, но все равно, гуляйте, где хотите – конечно, за исключением покоев принца. Если заблудитесь, позовите на помощь меня или Халиду, мы вас выведем.

– Спасибо, я лучше побуду здесь. В саду так красиво.

– В таком случае через полчаса я вернусь, и мы поужинаем.

Когда он ушел, я присела на диванные подушки, глядя через стремнину туда, где на дальнем склоне долины последние лучи заката золотили верхушки деревьев. Ниже по склону тени сгущались до фиолетовых, дно долины было погружено в черноту. Скоро стемнеет. Внезапно я почувствовала, что устала до смерти, и горячо понадеялась, что напиток, который принесет Халида, не окажется араком – традиционным арабским угощением для гостей.

Это действительно оказался не арак, и принесла его отнюдь не Халида. На пороге неслышно появился коренастый юноша-араб, одетый в белую, как у Хассима, рубаху. Я поняла, что это брат Халиды – Насирулла. Он держал в руках поднос, на котором стояли зажженная керосиновая лампа, два стакана и бутылка золотистого вина из долины Бекаа. Это чудесное вино, легкое и сухое, одно из лучших, что производится в Ливане. В этот момент я не могла пожелать ничего лучшего. Я начала думать о мистере Джоне Летмане гораздо благосклоннее.

Я заговорила с Насируллой. Он искоса взглянул на меня, покачал головой и ответил что-то по-арабски. Потом поставил лампу в нишу у двери, небрежно поклонился по-восточному и вышел.

При свете лампы темнота, как это всегда бывает, сгустилась буквально на глазах. Спустя считаные минуты после ухода Насируллы синее небо за окном почернело, а часам к семи тьма стала непроглядной.

Поджав ноги, я устроилась на кушетке у окна и, потягивая золотистое вино, принялась гадать, что мне принесет эта удивительная ночь.

Стояла полная тишина. Ночное небо напоминало черный бархат, усеянный яркими серебристыми звездами, к тому же оно, окончательно воссоздавая иллюзию бархатного занавеса, гасило все звуки. Стихло даже тихое журчание реки под окном. Смолкли голуби в саду, ни малейшее движение воздуха не колыхало перистые листья на верхушках деревьев. Через открытую дверь в комнату лилось благоухание жасмина, роз и еще каких-то неизвестных пахучих цветов. Сквозь волну экзотических ароматов зловещим подтекстом пробивался едва ощутимый сладковатый привкус гниения, исходящий от пруда.

В четверть восьмого вернулся Джон Летман, а за ним Насирулла внес поднос с ужином. Там был обжигающе горячий суп в широком термосе, тарелка шаурмы – блюда из баранины, замаринованной с уксусом, лимоном, луком, кардамоном и жаренной на длинном вертеле. На гарнир подавалась пиала салата, тарелка с бледно-желтым сливочным маслом и полголовки козьего сыра, горка пресных лепешек, несколько яблок и еще одна бутылка вина. Насирулла поставил поднос на низенький столик, сказал что-то мистеру Летману и удалился.