Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила

Было бы лестно причислить себя к умницам, которые взяли бы в руки томик Достоевского, Хаксли или хотя бы «Золотую ветвь» и уютно устроились с ним на диване, дабы с пользой скоротать вечер. Но когда Джон Летман, как и обещал, заглянул за мной, он застал меня с «Тигром в дыму» в руках. Одолев несколько глав, я упрекала себя, что не выбрала менее возбуждающее чтение: ведь мне как-никак предстояло провести ночь в безлюдном крыле полуразрушенного дворца.

В руках у Летмана была не керосиновая лампа, а огромный, на редкость мощный электрический фонарь.

– Вы готовы? – спросил он.

Он провел меня обратно в тот самый внутренний двор, где мы с Хамидом ожидали тетушкиного ответа, но затем свернул направо, в сторону, противоположную главным воротам. Именно туда он ушел днем, направляясь к тетушке Гарриет. Дворец был огромным, куда больше, чем я предполагала. Казалось, конца не будет нашему странствию по коридорам, поворотам, подъемам и спускам, череде бесконечных лестниц. Мы прошли еще через два маленьких дворика. В одном из них журчала вода – значит, не все колодцы во дворце пересохли. Проходя через второй дворик, я услышала, как за закрытой дверью кто-то скребется. Затем оттуда раздался хриплый, с подвыванием лай. Я испуганно подскочила.

– Не бойтесь, я ведь говорил, что запер их. – Джон Летман на мгновение осветил дверь лучом фонарика, и в щели под дверью блеснул влажный собачий нос. Пес принюхивался. – Сафир! Звездочка! Тихо! Смотрите под ноги, мисс Мэнсел, здесь разбит порог. Вот мы и в саду принца.

Не знаю, чего я ожидала, наверное, чего-то столь же великолепного, как сад сераля, но, честно говоря, сад принца оказался очень маленьким. Воздух был насыщен ароматом жасмина. В луче фонарика я заметила невысокую стенку, – возможно, за ней скрывался бассейн, но в целом сад принца представлял собой всего-навсего продолговатый дворик с парой цветочных клумб да несколькими симметрично расставленными деревьями в кадках. Джон Летман посветил фонариком на выщербленные плиты дорожки, но в этом не было необходимости, потому что посередине стены, ограждавшей дворик, между двумя чахлыми деревцами в кадках располагалась дверь. Она была открыта, и из нее лился свет. Это был всего лишь тусклый оранжевый отблеск керосиновой лампы наподобие той, что осталась у меня в спальне, но в густой ночной темноте свет казался ослепительно-ярким.

Джон Летман задержался у входа, и я остановилась рядом с ним. Я едва узнала его голос – такая скованность, осторожность и почтение звучали в нем.

– Леди Гарриет, я привел мисс Мэнсел.

Я прошла мимо него в комнату.

Глава 5

…Сильней

Вспыхнули вдруг языки огней,
Кристабель увидела леди глаз
На миг, пока огонь не погас.

Сэмюэл Тейлор Кольридж. Кристабель

Большой диван оказался огромным, и охарактеризовать его я могу лишь двумя словами: роскошное убожество. Пол из цветного мрамора был кое-где застелен персидскими коврами, невероятно грязными. Стены были украшены замысловатой мозаикой, в каждой из стенных панелей имелась ниша, обрамленная резным камнем; когда-то в них, вероятно, стояли статуи или лампы, но теперь был грудами навален всевозможный хлам – картонки, бумага, книги, склянки из-под лекарств, свечные огарки. Посреди пола возвышался фонтан, прикрытый сверху доской и служивший столом: на импровизированной столешнице стоял поднос из потемневшего серебра, на котором громоздилась стопка тарелок с остатками недавней трапезы. На полу возле фонтана валялась пустая миска с пометкой «Для собак». Возле стены стоял полированный комод красного дерева, уставленный бутылками и коробочками из-под пилюль. Меблировку нижней части зала завершали пара потертых кухонных стульев да громоздкое, похожее на трон сооружение из красного китайского лака. Все вокруг было покрыто толстым слоем пыли.

Под широким сводчатым проемом, украшенным тонкой резьбой, я заметила обшарпанную лесенку из трех невысоких ступеней – она отделяла верхнюю часть помещения от нижней. На помосте, в глубине верхней половины дивана, виднелась огромная кровать с фигурными ножками в виде лап дракона и высоким резным подголовником. Некогда с потолка свисал витиеватый позолоченный плафон в виде громадной птицы, державшей в когтях надкроватные драпировки. Теперь же одно из крыльев птицы сломалось, грязная позолота облупилась, в когтях птица сжимала пару драных бархатных занавесок, полинявших так, что трудно было сказать, какого цвета они были раньше – то ли темно-красного, то ли черного. Рваные занавески неряшливыми складками болтались по обе стороны от изголовья кровати, скрывая в кляксах глубокой тени бесформенную фигуру, что возлежала на охапке сбитых в кучу ковров и одеял.

Свет керосиновой лампы, так щедро заливавший садовую дорожку из каменных плит, едва проникал в темные углы верхней половины зала. Старомодная керосинка стояла на столике среди тарелок с недоеденным ужином.