Лунные жемчуга (СИ)

Чтобы волны морские были к нему ласковы, чтоб не подстерегала в них смерть лютая. Чтоб не смогли застать врасплох враги коварные, а дорога к дому была легка и светла. Чтоб не касались тела его ни свинец тяжелый, ни сталь острая. Чтоб возвращался он всегда в родную гавань целый и невредимый!

А волны пели свои песни, перекатывались, играли. Ночь ласково касалась теплым ветерком, словно шалью пуховой гладила. Прощально улыбались звезды с невероятно красивого неба, подмигивали и гасли. Смотреть — не насмотреться! Кто же умудряется такими нежными красками расписывать утренний мир вокруг?!

Открыл глаза Варстан. По привычке воинской тут же на ногах оказался и потом только огляделся, прогоняя сон. Первый раз в жизни с ним такое. Кажется, только что на полночную луну смотрел, да девичью байку слушал, а теперь уж расцвечивается небо алой зарей, а он, позабыв обо всем, мирно спит на жесткой лавке, словно на перине пуховой. А может не сон то был — морок колдовской? От чего так ярко и реально видел он все? Словно сам был на давно не существующей городской пристани, словно сам плясал у ведьминого костра на вершине мира. Бился бок о бок с отважным адмиралом… или сам был им — Дьярви? Ну, тогда и с Альбой он был, там, на неприветливых ночных уступах?

Бирты давно уже не было рядом, не слышался ее звонкий голос, напевающий старую легенду, но Варстан откуда-то и так знал, чем она должна закончиться.

Знал, что не зря так захотели получить реады малую жемчужину с запястья девушки. Знал, что пообещал молодой рыбацкий сын в обмен на защиту и свою удачу, в обмен на Их любовь – до конца жизни свой принадлежать только Им. Не каждому горные девы такое предлагают, видимо, и вправду очень он им приглянулся, за красоту, за смелость отчаянную, за драгоценности заморские. Да только сдержать обещание оказалось не так -то просто. Понимал Дьярви, что с каждым разом все сильнее сжимается сердце, когда приходилось проходить мимо такой родной, с детства дорогой соседки. Всю эту невысказанную любовь и таил в себе маленький белый камешек, что люди называют жемчугом, стал он и талисманом, и оберегом на девичьей руке, никому не давал ее в обиду, пока не сняла, пока не отдала…

Ох, и разгневались горные ведьмы, когда имя услыхали, когда поняли, что адмирал их всё это время сердцем своим был не с ними. Отдал он его глупой смертной девчонке, и с каждым годом все тяжелее было у него на душе.

Знал Варстан и то, что однажды поднявшись, уже не спускалась с гор храбрая Альба. Утром только увидел весь городок, как покрылись искристым снегом далекие вершины. Увидели — удивились. Даже в эти северные места не заглядывала так рано зима. А, может, не снег то был? С самых вершин сбегали по неуютным камням и скудной сухой земле ослепительно белые цветы. Стремились они вниз к морю, к обрывистому берегу, откуда был виден и городок, и причал, куда заходили все корабли. Может, по случайности, а может, догадался кто — но дивный тот белоснежный цветок люди с тех пор так и называют Альбой.

Вернулся Дьярви живой и здоровый. Столько раз среди жестоких битв пыталась дотянуться до него смерть костлявой своей рукой, да только все время промахивалась, не сумев даже поцарапать. А вернувшись, не смог адмирал разглядеть заветной фигурки в приветствующей их толпе. Вскоре и он словно растворился в проклятых тех горах. Никто его больше не видел. Одни только шепотки да сплетни переходили из уст в уста.