Лунный камень мадам Ленорман

– Она забеременела… – Анна поправила подушку. Неловкость не исчезла, и все же она вдруг поняла, что этот человек, притворявшийся врагом, отнюдь не враг, что у них и вправду может быть будущее, одно на двоих, что судьба проявляет порой милосердие…

– Знаю. Мне прислали портрет ребенка, и уверяю тебя, что в нем нет крови Ференца. Мальчик – точная копия отца.

– Витольда?

– Да.

И снова ложь, в которую Анна поверила охотно. Ей Ференц виделся злодеем, а Витольд…

– Полагаю, у Мари была связь с обоими поклонниками. Зависть, Анна, нет ничего страшней зависти! Она не могла отнять у Ольги ее красоту и любовь родных, поэтому спешила отобрать мужчин, но те, поиграв с Мари, возвращались к Ольге. Это ее злило.

– Но Витольд женился…

– Потому что Мари пригрозила ему скандалом. Он по натуре трусоват.

– И решился на убийство?

– Даже трус, будучи загнан в угол, способен на поступок. – Франц подвинулся ближе и поправил съехавшее одеяло, словно невзначай коснулся волос, растрепанных, жестких, с седыми нитями. – Эти двое… я чувствовал за ними вину, но как было доказать ее? Именно Мари оставалась с Ольгой, а затем ушла, сказав, что Ольга ждала встречи. Но с кем? Я заставил Ференца поклясться именем матери, а она для него священна, что в тот день Ольга встречалась не с ним. Оставался Витольд…

– Он и вправду разбогател?

Франц усмехнулся.

– Разбогател, но заработать капитал куда проще, чем сохранить его. И в настоящий момент Витольд разорен. Он знал об этом, как знала и Мари, которая весьма рассчитывала получить его капиталы. К слову, уже тогда они действовали вдвоем. Витольд принес редкий яд, который его поверенный доставил из Индии, а Мари подлила яд в чай…

– А настойка?

– Ее для вида добавили в вино.

– Записка?

– У Мари талант подделывать почерк, а Ольгину манеру письма она изучила досконально. В ее вещах я нашел и твои письма. Она украла их из моего кабинета.

Франц покраснел. Он хранил письма?

– Да, – ответил он на невысказанный вопрос. – Все до единого. И… уже недолго осталось, Анна. Я должен рассказать все.

Исповедь? Почти. И Анна потянулась к такому родному, искаженному мукой лицу. Она коснулась холодной щеки. Жесткой кожи, сквозь которую пробивалась щетина, провела по губам, стирая болезненную улыбку, по переносице, погладила мягкие брови.

– Я… – Франц закрыл глаза, – знал, что они попытаются убить мадам Евгению.

– Она и вправду…

– Медиум.

– И согласилась?