Лунный камень Сатапура

Рама стянул до пояса шелковое покрывало, положил руку махарани на грудь, явно пытаясь понять, бьется ли сердце. Потом взглянул на Первин и покачал головой.

Пальцы Рамы скользнули к вискам махарани, Первин же попыталась успокоиться. Вспомнила, как Рама поддерживал в Колине жизнь с помощью местных растений. Наверняка и сейчас он сумеет сотворить чудо.

Рама посмотрел на Первин и сказал:

— Мы опоздали. Она покинула этот мир.

Первин склонила голову. Да, она считала раджмату женщиной надменной и безжалостной; кроме того, она, скорее всего, была убийцей. Да, смерть княгини ее потрясла. Но горевать по-настоящему у нее не получалось, потому что от вдовствующей махарани она не видела ни искры доброты ни к кому из окружающих. При этом ей было от всей души жаль женщину, которая при жизни познала столько страшных несчастий. Первин обвела глазами столпившихся в комнате фрейлин и служанок — они рыдали, рвали на себе волосы и сари. Они наверняка испытывают самые разные чувства, но все изображают безутешное горе. Все хотят сполна проявить свою преданность.

Первин покосилась на Раму: не исключено, что все это омовение он затеял лишь ради того, чтобы выгадать время. Если бы Рама не смог спасти махарани, его осудили бы за ошибки в лечении, могли даже и наказать и уж как минимум облили бы презрением.

Нет, сказала себе Первин. Рама — человек мужественный, безупречный. Не в его характере такие уловки.

Рама еще раз дотронулся до висков княгини, заглянул ей в уши, в нос. Выпростал из-под покрывала ее руку — что-то упало на пол с тихим звуком. Рама нагнулся и поднял маленькую золотую табакерку, украшенную молочного цвета лунным камнем.

— Что это? — спросил он у Свагаты, которая стояла ближе других.

Свагата утерла глаза.

— Похоже на табакерку ее мужа. Он ею постоянно пользовался. Я и не знала, что она ее сохранила.

Первин следила, как Рама кладет вещицу на тумбочку у кровати, — ей вспомнился портсигар Ванданы. Вандана сомневалась в том, что старая махарани курит, — но выяснилось, что она нюхала табак.

Рама очень аккуратно открыл табакерку, внутри обнаружились следы буровато-серого порошка.

— Несколько часов назад она попросила всех выйти, чтобы выпить чаю в одиночестве, — прошептала Арчена.

— Подайте мне, пожалуйста, чашку махарани, — попросил Рама.

— Вот. — Свагата указала на чашку на тумбочке.

Рама всмотрелся во внутренность чашки так, будто там содержались разгадки всех тайн. Потом взял правую руку махарани. На большом пальце и кончиках двух других бурели тусклые пятна.

— Вот, смотрите, — негромко произнес Рама. — На пальцах у нее тот же порошок. Судя по цвету кожи и слизистой носа, а также по вашим словам о том, что у нее было учащенное сердцебиение, — скорее всего, отравление датурой. Но от датуры за несколько минут не умирают. Она, видимо, начала принимать яд раньше и недавно проглотила еще одну дозу.

— С чаем все было в порядке. Его с нею вместе пили и другие. — Одна из фрейлин подошла поближе, в руке у нее было две чашки; руки дрожали так, что чашки дребезжали на блюдцах.

У Первин возникло множество вопросов, но задавать их она не спешила, чтобы не вызвать враждебности.

— Возможно, она добавила датуры только себе в чашку. Кто-нибудь раньше видел у нее эту табакерку?

Ответом стало молчание, но Первин заметила, что несколько женщин потупили глаза, будто боясь себя выдать. В конце концов Арчена сказала:

— Вчера, перед утренней молитвой, она попросила сводить ее в кладовую, где хранит ценности. Я сопроводила ее туда.

— И что она там взяла? — спросила Первин.

Арчена закрыла глаза, будто возвращаясь мыслями к тому моменту.

— Много всего. Кое-какие украшения, несколько шкатулок. Я все отнесла по ее указанию.

— В эту комнату? — Первин пыталась вообразить себе маршрут.

— Разумеется. — Фрейлина бросила на Первин досадливый взгляд.

Все это произошло прежде, чем Первин проснулась и села за специально приготовленный для нее завтрак. Она спросила:

— А что было потом?

— Мы пошли молиться в дворцовый храм.

— Прямиком? — уточнила Первин.

Арчена, будто только что вспомнив, сказала:

— Она велела сперва зайти на кухню. Необычная просьба, ведь мы не едим до молитвы, но она сказала, что хочет отдать повару какой-то подарок. Завела с ним разговор, а меня на это время услала.

У Первин зазвенело в ушах, она оперлась рукой о стену, чтобы не упасть. Вот доказательство того, на что намекала вдовствующая махарани: она собственными руками положила яд в пищу, которую Первин подали на завтрак. А сосуд с ядом оставила при себе и, скорее всего, потом тоже приняла дозу. Вопрос в том, что заставило ее свести счеты с жизнью: отчаяние после исчезновения Дживы Рао или нечто иное.

— Вам нехорошо? — спросила Свагата, встревоженно глядя на Первин. — Вы трогали этот порошок?

— Нет, — поспешно ответила Первин. — Но из соображений безопасности, а также чтобы сохранить улики для полицейских, чашку и табакерку махарани нужно убрать в надежное место до приезда врача. Куда их лучше положить?

— У Басу-сагиба есть сейф, — сказала Арчена.