Я смогу с ней справиться, если изменю повседневные привычки и стану принимать лекарства. К тому же мне надо проявить волю и приложить максимум усилий, чтобы поэкспериментировать с разными препаратами. Ведь на то, чтобы найти подходящее их сочетание, дабы когда надо – спать, а когда надо – бодрствовать, может уйти пара лет. Вероятно, именно здесь дедушка допустил ошибку, когда ему поставили диагноз: ему не понравилось действие медикаментов, и поэтому он вообще от них отказался. Поэтому, если я хотела, чтобы они оказали действие, мне требовалось проявить больше настойчивости.
Что я и сделала. В некотором смысле перевернула страницу. Больше не пыталась постоянно убежать. Для меня пришло время заняться тем, что действительно важно, и больше не опасаться худшего.
Вооружившись рецептами и графиком последующих посещений врача, чтобы он мог наблюдать за моим прогрессом, я вышла из кабинета, чувствуя себя Рокки Бальбоа, победоносно вскинувшим руки на вершине знаменитой каменной лестницы в Филадельфии, готовая одержать победу над жизнью. Словно совершила что-то поистине монументальное. Бог свидетель – у меня больше никогда не будет приступов «бесхребетности»!
Начало, по крайней мере, было положено. А это уже кое-что. По крайней мере, теперь у меня была возможность обратить взор на горизонт, на котором маячило улучшение самочувствия – пусть и не гарантированное, но все же возможное. Я словно сбросила с плеч тяжкое бремя, устроив в голове генеральную уборку и выметя всю накопившуюся в ней липкую паутину. Поэтому, пока мы, желая отметить это событие, наслаждались обедом с куриными сэндвичами и клубнично-лимонными батончиками, мой новенький, вычищенный мозг смог одновременно думать и о чем-то другом.
Например, о Дэниэле. И о том вечере в опере.
Равно как и о нашей ссоре.
Я все размышляла об этом и размышляла, но не могла понять, как могла так на него злиться, до такой степени по нему тоскуя, что у меня чуть сердце не разрывалось.
Но, только когда вернулась домой от врача, стала кое-что соображать.
Он не лгал, утверждая, что и раньше пытался рассказать мне о Рэймонде Дарке – пусть и не слишком настойчиво. Например, перед оперой, когда мы пререкались с ним, не в состоянии договориться, идти туда или нет. Он вообще предлагал отказаться от этого дела. Но так и не сказал напрямую: «Я все это время знал, что Рэймонд Дарке – мой отец», – и тогда ничего этого бы не было. По крайней мере, мое сердце не чувствовало бы себя так, будто его отлупили.
Но я до такой степени расстроилась, что даже не подумала, насколько Дэниэл должно быть расстроен своим ужасным откровенным разговором с Рэймондом Дарке. Но ведь в этом все и дело, разве нет? Дэниэл не собирался любой ценой рассказать всем, кто скрывается за этим литературным псевдонимом, а лишь пытался пообщаться с отцом. Могла ли я его в этом винить? В возрасте двенадцати лет, через два года после маминой смерти, я несколько недель пыталась выяснить, кто мой собственный отец, хотя у меня о нем не было практически никаких сведений, разве что кличка да школа, которые помнила тетя Мона. Искала в Интернете. Звонила разным людям. Составляла списки. И если все равно ничего не узнала, то отнюдь не от недостатка старания. Причем все это мне приходилось делать тайком от бабушки и дедушки. Лгать. Держать все в тайне. Не потому, что я их не любила, а потому, что выяснять это надо было
Да, Дэниэлу не стоило мне лгать. Но я тоже могла понять, каким снежным комом на него все это навалилось, хотя он ничего такого и не хотел. Я понимала и почему он страшился мне рассказать, потому как и сама сейчас боялась. Боялась, что мы подведем друг друга. Боялась очень многое потерять, если бы сдалась и ушла, не приняв его извинений.
Боялась, что нам уже слишком поздно пытаться восстановить взаимное доверие.
Но надеялась, что все же нет.
В ту ночь я набралась храбрости и отправила ему сообщение:
Ответ от него пришел лишь несколько часов спустя:
32
На следующий день после обеда я села на паром и отправилась в город. Перед этим попыталась позвонить на работу, чтобы поговорить с менеджером дневной смены и узнать, не сможет ли она включить меня обратно в график после внепланового отпуска. Немного боялась, что Мелинда будет злиться, что ей пришлось менять расписание, чтобы обойтись без меня, а еще страшилась ее реакции, когда она узнает, что мой врач настаивает на моем переводе в дневную смену. Но когда набрала номер менеджеров, никто не ответил. Поэтому я несколько раз позвонила на основной номер службы размещения гостей, но там постоянно было занято.
Странно. По идее, моим звонкам полагалось бы перенаправляться на автоответчик.