Лунный ветер

Гэбриэл настаивал, чтобы они отправились в Энигмейл вдвоём, не привлекая к делу других стражников. Мистер Хэтчер же хотел взять с собой лишь своих людей, но не бывшего Инквизитора. По уставу стражникам воспрещалось задействовать в подобных делах штатских – потому мистер Хэтчер тогда и запрещал Гэбриэлу открывать огонь, – и нарушение сего правила стоило мистеру Хэтчеру разжалования из старших офицеров, так что в результате всей этой истории у хэйлской стражи сменился начальник. Поскольку именно мистер Хэтчер был официальным представителем закона, то и вторжением руководил он… и, увы, ни разу лично не сталкивавшись с боевыми магами, не совсем представлял, с чем придётся иметь дело. Впрочем, он понимал, что дело предстоит опасное, а без Гэбриэла им едва ли удастся даже проникнуть в особняк, окружённый магическим барьером, – и потому, скрепя сердце, всё же согласился на присутствие хозяина Хепберн-парка. А ещё дал выбор всем пяти стражникам, служившим под его началом, сказав, что возьмёт с собой лишь тех, кто решит пойти с ним добровольно, не испугавшись выступить против самого графа Кэрноу, а остальных поймёт и не осудит.

Храбрецов нашлось всего двое.

В итоге, как только нас с Томом усыпили… вернее, усыпили как раз всех остальных обитателей особняка, а на нас наложили чары лунатизма, так что мы сами пришли в тот злосчастный подвал, зашли в клетку и опустились на колени, услужливо позволив себя связать… маленький отряд немедля двинулся в Энигмейл. Прекрасно понимая, что времени ждать поддержки из города нет, даже если б тамошняя стража всё же рискнула связаться с графом и соизволила посреди ночи сорваться с места по такому сомнительному поводу, как применение злонамеренных чар в моём отношении, что было весьма маловероятно. Мало ли для чего эти самые чары применялись. Не будешь же вламываться в дома к пэрам всякий раз, когда они со злости или досады поднимают руку на своих невесток: пэры не любят, когда какие-то стражники суют нос в их личные дела, и места лишишься вмиг, а избиение женщин среди всех сословий считалось делом заурядным. Формально это давало повод для судебной тяжбы, но жалобы от поколоченных жён судьи обычно выслушивали со снисходительной улыбкой, после чего советовали бедняжкам впредь не раздражать мужей. И только.

Гэбриэл не зря говорил, что женщины и фейри нынче – бесправные создания.

После Гэбриэл признался, что, если б по каким-то причинам мне не удалось надеть кольцо – когда оно оказалось на моём пальце, на второе поступил сигнал, – он бы просто вломился в особняк, не дожидаясь ночи, и забрал меня оттуда. И если б ритуал вздумали отложить – тоже. Иначе риск для меня был бы слишком велик. Ему и без того стоило чудовищных усилий не сделать этого… однако в итоге всё прошло, как и предполагалось. Прорваться сквозь защиту Энигмейла, которую Гэбриэл изучил предсвадебной ночью, ему помогли всё те же волшебные карты, способные проделать брешь в любом магическом барьере. Правда, это отняло у моих спасителей немало времени, как и поиски входа в подвал, который граф озаботился спрятать за книжным шкафом: именно поэтому меня не успели вытащить прежде, чем лорд Чейнз начал пытку.

Оставшаяся часть истории уже развернулась на моих глазах.

– Скажем так, – медленно произнесла я. – Решение в целом не противоречит обычному праву.

– А именно?

Я сглотнула, чувствуя, как горло снова сжимает болезненной судорогой. Подняла глаза, встретив пристальный взгляд Гэбриэла, в котором мерцали призраки отражённых свечей.

Когда всё закончилось, я не вернулась в Грейфилд. Пусть даже на этом настаивали и Гэбриэл, и родители. Грейфилд был домом Ребекки Лочестер, которая умерла той ночью, – а дом миссис Чейнз был здесь, в Энигмейле. Там, где ничего не напоминало ей о детстве, которого больше нет. Там, где можно было бродить из комнаты в комнату, в мыслях беседуя с призраком мальчика, которого она так и не сумела спасти.

В проклятом доме, откуда после трагедии сбежали почти все прежние слуги, но откуда – по крайней мере, до окончания судебного процесса о том, кому отныне принадлежит этот дом, – не могли выгнать единственного человека, который теперь носил фамилию Чейнз.