Лунный ветер

На допросе маги узнали, чем руководствовался граф, избрав для убийства первую же ночь. Как выяснилось, Гэбриэлу и здесь удалось в точности угадать ход его мыслей. Полнолуние граф отверг, дабы не возбуждать ненужных подозрений. Естественно, лорд Чейнз не собирался позволить страже обнаружить моё тело в Энигмейле: возник бы справедливый вопрос, как бист вилах пробился сквозь пять ступеней магической защиты. Соответственно, меня должны были обнаружить в полях рядом с домом. Поскольку бист вилахи охотятся исключительно по ночам, да и установить время смерти для простой стражи нынче не составляло труда, графу требовалось найти предлог, под которым замужнюю даму могло под покровом ночи понести в поля – на встречу с голодной нечистью. Побег к любовнику предполагал наличие любовника, а втягивать в это дело посторонних лорд Чейнз не рискнул. В итоге он решил внедрить Тому ложные воспоминания о том, что исполнение супружеских обязанностей оказалось для меня слишком большим потрясением: я, рыдая, выскочила из постели и в отчаянии выбежала из дома, а растерявшийся муж не решился меня останавливать.

С одной стороны, легенда была довольно сомнительной. С другой… учитывая, что всем прекрасно был известен мой характер и привычка убегать в поля, когда меня одолевало душевное смятение, – скорее всего, это действительно никого бы не удивило. О том, что на теле могут найти следы пыток, граф не беспокоился. Магу нетрудно оставить на трупе лишь те следы, что требовались ему; а учитывая, что в хэйлской страже магов не водилось, обнаружить следы колдовского вмешательства было бы некому.

Граф, как и его сын, не стал дожидаться суда. Вскоре после допроса он повесился в камере. Я не знала, какая из трёх причин больше подтолкнула его к этому: предательство и самоубийство Тома, нежелание подвергаться унижению и позору или утрата дара. Лекари извлекли из тела лорда Чейнза пули и исцелили его раны, но его магическая печать не могла восстановиться уже никогда.

Я всё же склонялась к мысли, что первая. Или просто хотела на это надеяться.

Как бы там ни было, после смерти графа я осталась единственной представительницей рода Чейнз. Завещание лорда Чейнза не предусматривало подобных обстоятельств, и с тем, что теперь делать с его наследием, разбирались долго.

Впрочем, теперь наконец разобрались.

– Если коротко, я не имею права на титул вдовствующей графини Кэрноу. Однако титул и майорат графа Кэрноу перейдут к моему сыну. Старшему из тех, что родятся у меня в законном браке, – переведя взгляд на отца, сухо произнесла я. – Я не могу распоряжаться ни землями, ни капиталом, которые он должен унаследовать, но обязана присматривать за ними до совершеннолетия законного владельца. Кроме того, я получаю в своё распоряжение проценты с этого капитала и годовую ренту и отныне имею право на титул учтивости. Всё это, включая титул, сохраняется за мной и в том случае, если я снова выйду замуж, утратив фамилию Чейнз. – Я горько усмехнулась своим мыслям. – Учитывая содержание первых пунктов, я в каком-то смысле обязана это сделать.

Папа расширил глаза – и, видя недоверие в его лице, я передала ему письмо, чтобы он мог прочесть полный текст сам.

– То есть… по сути дела… всё имущество и земли Чейнзов всё равно теперь твои? – ошеломлённо уточнил мистер Хэтчер.

– Можно сказать и так.

– И отныне ты леди Чейнз?

Я кивнула. Окончательно подтвердив – для самой себя в первую очередь, – что унаследовала имущество того, кто хотел меня убить, и друга, который был моим мужем несколько часов. А потом погиб, оставив меня вдовой, ради меня добровольно отказавшись от шансов на спасение.

От осознания этого становилось так горько, что хотелось кричать. И кусать подушку, чтобы никто не услышал этих криков, так часто звучавших в темноте с той ночи, когда в сердце надломом поселилась боль, и чтобы не будить Гэбриэла, так часто ночевавшего в соседней спальне. Но он всё рано просыпался, невесть каким образом слыша мой плач, и приходил, чтобы я могла выплакаться и уснуть в его объятиях.

Когда утром я открывала глаза, его уже не было рядом.

– Боюсь представить, как отнесётся к этой новости твоя матушка. Она-то уже выплакала все глаза при мысли, что дочь лишилась долгожданного титула, который был у неё в руках, – пробормотал отец, пробегая глазами по ровным чернильным строчкам. – Как бы от восторга с ней не приключился удар… а вы что думаете, Гэбриэл?

Тот задумчиво качнул кистью, заставив янтарную жидкость лизнуть прозрачные стенки бокала. Пригубив бренди, отставил его на стол рядом с креслом; откинувшись на спинку, соединил кончики сухих изящных пальцев, отстранённо глядя на пламя.