Девушка раздвигает ноги и садится на подушку в позе наездницы. Это кажется диким, однако у Скотта перехватывает дыхание, и дьяволы начинают пронзать его сердце вилами нашептывая лишь одно слово.
«Сдайся».
Эллисон хватает пульт с близлежащего журнального столика, и комната погружаются в звучания «Демона танца». Очень тематично кстати. И вообще, этот трек — отличное дополнение к их стремительному падению вниз. Девушка снова бросает на парня взгляд, а потом хватается за края своего черного платья и быстро поднимает его.
На ней — лишь лифчик, и то — одна лямка упала с плеча. Но и он оказывается отброшен в следующую минуту. Сама Эллисон сидит у ног бывшего парня с подушкой между ног и смотрит так, что поддаться этому бешеному желанию кажется вполне реальным.
— Что ты?.. — он недоговаривает, потому что Эллисон подносит пальчик к своим губам, закрывает глаза и качает головой. Плавно, размеренно, позволяя мраку окутать их. За окном ветер гнет деревья, а ветки жалобно и как-то угрожающе царапают окна. Композиция начинает проникать в самые похотливые и темные уголки их душ. Эллисон отключает свои чувства и включает холодный расчет. Ей необходимо добиться поставленной цели, да и разыгрываемый сюжет Стайлзу уже несколько знаком. Сначала Эллисон вводит в транс себя и Скотта, а потом появляются Лейхи и Стилински.
Вот тебе и весь фокус.
Фокусы всегда до тошнотворного элементарны, хотя производят сильное впечатление.
Музыка набирает обороты, а Эллисон знает, что у нее чуть меньше четырех минут в запасе до конечной пьесы. Конечно, это не измена. Так, легкое развлечение с примесью эротики, не больше. Айзек стерпит, Айзеку не впервой.
Эллисон не открывает глаз, а ее собственная рука с губ скользит по шее на грудь. Когда девушка открывает глаза, Скотт видит в них ужасающие пустоты космоса, которые затягивают тебя в кромешную тьму, полную похоти, скорби и подлости. Скотт поддается этой игре — он медленно отклоняется на спинку дивана, подавляя в себе тревогу, и наблюдает за восседающей у ног богиней.
Красота — она не от Бога, думает Скотт.
Эллисон изучает руками собственные бедра, блаженно закрывая глаза и отдаваясь во власть собственных ощущений. Ее цель — не просто причинить Айзеку боль. Ее цель — разочаровать его. Повергнуть его в ужас своим поступком, иступить его, позволив Стайлзу выпить весь хаос, который родится в душе парня.
Кажется, Кира превратила в чудовище всех членов стаи.
Девушка пропускают музыку внутрь себя, одной рукой сжимая собственную грудь. Она сглатывает слюну и тем самым вызывает первые возбуждающие позывы в теле Скотта. Нет, между ними — к сожалению — нет ментальной связи, но она и не требуется, чтобы понять, что МакКолл начинает возбуждаться. Эллисон не открывает глаза, она прикусывает нижнюю губу, откидывает голову назад. Волосы струятся по плечам. Ее руки — на груди, а сама девушка начинает ерзать на этой треклятой подушке.
О черт!
О черт, МакКолл смотрит на это как загипнотизированный, а больная мысль расстегнуть ширинку начинает пульсировать в голове болезненным нарывом. Девушка выпрямляется, открывает глаза, поглощает парня в воронку собственной похоти, и ее руки скользят по животу вниз, прямо в такт этой дьявольской музыке.
В каждом из нас сокрыто нечто такое, о чем мы даже не подозреваем. Нечто темное и увлекающее в самый центр приближающегося смерча. Оно появляется из ниоткуда — как шторм — сносит на своем пути устои, храмы и чистоту, срывает последние планки здравомыслия и заставляет тебя смотреть в бездну.
Когда бездна начинает вглядываться в тебя — ты больше не таишься. Ты позволяешь этому нечто вырваться наружу, позволяешь всей скованности раствориться под гнетом самых низменных желаний. Стайлз позволил себе темноту лишь потому, что она сама поглотила его. А Эллисон шла на это намеренно.
Ну и кто из них теперь злодей?
Эллисон вырывает из головы ненужные размышления и делает глубокий вдох, когда ее пальцы проникают внутрь, и это самое прикосновение вырывает из действительности и бросает в мир звучащей в голове музыки. Скотт расстегивает ширинку, запуская руку внутрь, а Эллисон опирается на одну руку, отгибаясь назад.
О черт, он видит ее влажные пальчики, проникающие внутрь, видит обнаженные вены и слышит каждый рваный удар сердца. Ветки продолжают царапать стекла, стоны начинают срываться с губ, а музыка заставлять учащать ритм движений. О черт, они почти в одном темпе. Разница лишь в том, что Эллисон просто наслаждается собственным телом, а Скотт наслаждается телом бывшей подружки. Он вглядывается в эти быстрые движения ее пальцев, наслаждается видом распухшей, возбужденной плоти, а потом его взгляд скользит выше — по плоскому и напряженному животу, по такой приятной на вид (и на ощупь, Скотт помнит) груди, по соскам, к которым Эллисон не может прикоснуться. Эта мысль заставляет его увеличить собственные движения рукой. Он смотрит на ее шею и оголенные плечи, ему нравится ее приоткрытый рот и звуки, которые он издает.