Лууч (СИ)

— Нам действительно не нужен лучник. Лууч, что же ты раньше не сказал о своем великолепном даре, мастера рогаточника?

Он еще ХайСыл не видел в действии подумал я, а сказал совсем другое.

— В моем мире это называется хулиганство.

— Какой неправильный у вас там мир Лууч, убеждаюсь в этом с твоей легкой подачи.

— Наверно ты прав Головус, иначе ничего хорошего из этого не получилось. — Как то пространно рассудил я.

— Да вы мне всех ламброзий попереубивали! — Опомнился травник в своей типичной манере. — Винценосные кырлаты, поставлены под угрозу полного уничтожения, а вы мне их тут по всем стенам тоннеля размазали. У вас есть хоть какое нибудь понятие о сочувствии, сострадании и человечности?

— Есть, и если бы не эти самые сочувствие, сострадание и человечность, не осталось бы от тебя ничего кроме пустого звука. — С укором сказал я неблагодарно спасенному ботанику.

— Согласен с ним, не осталось бы тебя в живых, никто не смог бы поведать миру, о крылатых ламброзиях или как там их. — Поддержал меня напарник.

— В этом может вы и правы, но истреблять всех до последнего зачем?

— Сомневаюсь, что они взяли и закончились на этом, их специфическим ароматом пропитаны все закоулки этих просторных пещер. Одно семейство да, возможно истребил, но чтобы весь вид, ты переоцениваешь мои скромные возможности. — Констатируя очевидные вещи, передал я свой ход мыслей проводнику, нисколько не пытаясь защищаться или спорить.

— Да тьма с ними со всеми, давайте выбираться, я есть хочу, преимущественно на свежем воздухе.

— Безупречная идея. Прошу вас Софикес, ведите нас дальше. — примирительно попросил я проводника вести нас дальше, хоть в этом и не было необходимости, направление пути жило во мне вместе с пульсом, вместе с дыханием.

— Ну что с вами делать, не тут же оставлять, пойдемте убивцы, кровопивцы, может, найду вам на истребление, еще каких нибудь бедных бездомных зверушек. — Сдался наш отважный проводник.

Тропа, если можно так назвать горную породу обтесанную сотнями лет водой, теперь прерывалась каждые сто шагов, а может и того меньше и нам приходилось карабкаться по стенам, совершать невероятные прыжки, лазить подобно обезьянам и выполнять многие другие акробатические этюды. Дело пошло веселее, когда бесчисленные провалы на тропе закончились, и стало доносить свежим воздухом, ни с чем несравнимым ветром прогретым солнцем. Коридоры сильно петляли и я, все думал о том, как здорово в них ориентируется травник, бывая здесь так редко, не чаще одного раза в год. Вовремя очень стало обдувать теплым ветром, прохладная сырость подземелий не только действовала на нервы, но и холодила до костей, благо чудо самохват не давал замерзнуть. За поворотом забрезжил свет, ни с чем не сравнимый дневной свет, повернув за него тропа уходила вверх, ветер усилился настолько сильно, что мы едва, ему сопротивляясь протиснулись сквозь небольшой выход из скалы на поверхность. Оказались мы на крошечном выступе, усеянном огромными старыми гнездами.

— Как ты здесь спускался Софикес? — Спросил Головус удрученный, уж очень крутым спуском вниз.

— Признаться, я вышел из пещеры, вооон там внизу видите? Маленькую черную точку с зелеными кустами вокруг, на крупным камнях.

— А ну это меняет дело. — Головус довольно присел и достал весьма тонкую веревку, чтобы назвать ее альпинистской, ища за что бы ее закрепить. — Щас мы махом там будем, кто хочет первый?

— Деваться некуда, я полезу первый. — Представляя, куда может завести инициатива в подобных случаях, легко согласился я. — Только вы уж благородные мужи, держите меня если что.

Тут уж будь покоен, будем держать не хуже скалы. — С эти словами Головус накинул пару петлей на самые большие выступы монолитной породы.

Другой конец веревки, он вытянул до самого ближнего каменного выступа внизу, вернул, ее основание он ловко продел между моей рукой, плечом, спиной и бедром, так получилось подобие системы для спуска. Они вместе взялись за веревку, в прочности которой у моего напарника не было сомнений, больше для моего спокойствия и я начал медленный спуск. Веревка скользила по моему телу, я придерживал ее руками, одной сверху другой у бедра, при этом стараясь дышать ровно и никуда не торопиться, попутно перебирая ногами грани осыпающихся каменных глыб. Узоры и неповторимые рисунки, будто приплюснутых камней образовывали причудливые мозаики, их можно разглядеть только если сам спускаешься подобным образом, снизу и сверху такой красоты не увидеть, чему я искренне радовался. Чему я искренне не радовался, так это выскальзывающим порой из под ноги обломками выступающих плит, еще не покидало желание, время от времени, бросить веревку, и руками впиться в камни, хоть это и будет чистым самоубийством. Ну и разве что, попросить слезно поднять меня обратно, да вот только это не по-мужски и подобную мысль я сразу отбросил.