Львов под русской властью. 1914–1915

В апреле 1915 года Галичину посетил председатель Государственной Думы М.В. Родзянко, который после возвращения в Россию, в беседе с сотрудником газеты “Южная Копейка” сообщил следующее:

«Я пробыл в Галичине две недели, побывал во Львове, Перемышле и других занятых нами пунктах и могу с уверенностью сказать, что взаимоотношения русской администрации и коренного населения Галичины – этих новых русских граждан – не оставляет желать ничего лучшего.

Достаточно сказать, что население, раньше приходившее в ужас при одном упоминании о русских, теперь само добровольно обращается к местной администрации за разрешением своих частных недоразумений и затруднений.

В лице графа Бобринского новый край видит культурного и внимательного к его нуждам администратора.

И если на первых порах были заметны проявления недоброжелательности со стороны отдельных лиц к русским, то теперь подобные случаи совершенно исчезли».

* * *

В ходе Галицийской битвы в августе – сентябре 1914 года русские войска взяли около 100 тысяч пленных. Большинство пленных эшелонами отправляли вглубь России, но часть их оставалась в пределах Галиции, в том числе и во Львове.

Когда по улицам Львова конвоировали австрийских военнопленных, люди часто передавали им хлеб, продукты, а иногда, подкупив конвойных, уводили отдельных пленных и прятали их. Поэтому циркуляром военного генерал-губернатора было запрещено населению приближаться к пленным, вступать с ними в разговоры, передавать им или брать у них какие-либо предметы. В связи с этим имел место следующий, описанный очевидцем, эпизод.

Однажды по улице Батория вели пленных, среди которых находился солдат немецкой армии. Какая-то интеллигентная дама, возможно, немка, подошла к нему, чтобы передать пакет с продуктами и табаком. Солдат из русского конвоя оттолкнул эту даму и ударил ее прикладом карабина в спину. В этот момент солдат-немец выхватил у него карабин и, заслоняя даму, направил карабин на обидчика, угрожая стрелять в каждого, кто приблизится. Когда к месту происшествия подошел русский офицер, то, увидев его, немецкий солдат отдал честь и, доложив о случившемся, отдал карабин офицеру. Публика рассказала офицеру, не знавшему немецкого языка, о том, что произошло, после чего офицер, передав карабин другому русскому солдату, записал имена, адреса свидетелей и упомянутой дамы, а ударившего ее солдата арестовал. Публика приветствовала немецкого солдата и благодарила русского офицера.

Но если вначале власти препятствовали контактам пленных с местным населением, то затем обращение с пленными было коренным образом изменено. В начале декабря у австрийских пленных, находившихся во Львове, стали брать присягу, что они не будут убегать из Львова, и не будут воевать против России, после чего им разрешалось свободно выходить в город. У пленных греко-католического вероисповедания присягу принимали в Успенской церкви на улице Русской и в Преображенской церкви на улице Краковской, у пленных римско-католического вероисповедания – в парафии св. Антония на улице Лычаковской. Однако пленные римо-католики, поскольку они были поляками, стали протестовать против содержавшегося в присяге запрета “в дальнейшем воевать против России”. И протест этот русские власти приняли во внимание, ограничившись только условием не убегать из Львова.

Военнослужащие неприятельской армии, попавшие в плен ранеными, помещались в те же госпитали, что и раненые военнослужащие русской армии, где получали одинаковый уход.

«Отношения среди раненых солдат обеих армий в госпиталях вполне товарищеские, там мир уже заключен, в особенности между солдатами российскими и австрийскими славянских народностей, потому что взаимопонимание достигается легче. Еще немцы легко находят переводчика, но венграм хуже всего, потому что общаться могут только между собой, а с окружением только жестами».