Львы Аль-Рассана

И даже бо́льшим чудом. Незрячий, способный общаться только через жену, которая понимала каждый произнесенный им неясный слог; впервые взявший в руки хирургические инструменты с тех пор, как его ослепили; действуя на ощупь, по памяти и инстинктивно, бен Йонаннон провел операцию, на возможность которой только намекал Галинус.

Он вырезал отверстие в черепе Диего Бельмонте вокруг того места, где удар мувардийца раскроил голову мальчика, и вынул осколок кости, впившейся в пугающе обнаженный мозг под снятой кожей и открытым черепом. Тот осколок, который должен был убить сына Родриго еще до того, как голубая луна присоединилась бы к белой на небосводе.

В трактатах Галинуса это называлось трепанацией. Джеана о ней знала, как, по-видимому, и Бернар д’Иньиго, лекарь джадитов, который им ассистировал. И еще они оба знали, что ее никто и никогда не делал.

Джеана все время думала о том, что сама даже не попыталась бы этого сделать. Ей бы в голову не пришло попробовать, счесть это возможным. С благоговением, все время борясь с желанием расплакаться, она смотрела, как твердые, уверенные руки отца ощупывают края раны, обводят ее, потом берут маленькую пилу и лекарское долото и вырезают отверстие в голове Диего Бельмонте.

Он отдавал им распоряжения, когда нуждался в их помощи. Ее мать, стоя над ними, под факелом, который держал сам король Вальедо, переводила его слова. Джеана или Бернар выполняли приказ – подавали скальпель, пилу, зажим, промокали сильно текущую кровь там, где Исхак отвел назад кожу на голове мальчика. Диего держали в сидячем положении, чтобы кровь стекала мимо раны.

Его держал отец.

Глаза Родриго оставались закрытыми почти все время, он сосредоточился на том, чтобы стать совершенно неподвижным, потому что Исхак через Элиану сказал, что это непременное условие. Возможно, он молился. Джеана не знала. Но видела, растроганная до слез, что Диего ни разу не дрогнул. Родриго держал сына крепко, он ни разу не пошевелился на протяжении всей этой невероятной операции вслепую на равнине.

В какой-то момент у Джеаны возникла странная иллюзия: ей показалось, что Родриго мог бы сидеть так, держа сына в объятиях, вечно, если бы понадобилось. Что он, возможно, даже хочет сидеть так вечно. Камень, статуя, отец, делающий то единственное, что ему оставалось, что ему было позволено.

Разбитая кость черепа отделилась одним уродливым, зазубренным куском. Исхак велел Джеане проверить открытую рану, чтобы убедиться, что он вынул кость целиком. Она нашла два небольших фрагмента и удалила их с помощью пинцета, поданного ей д’Иньиго. Затем они с вальедским лекарем сшили лоскуты кожи и забинтовали рану, а когда закончили, остались стоять на коленях по обе стороны от мальчика.

Потом Диего положили на землю, и Родриго молча встал над ним рядом с Мирандой. Фернан стоял позади матери. На взгляд Джеаны, он очень нуждался в лекарстве, которое усыпило бы его. Но она сомневалась, что он согласится его выпить.

Белая луна уже стояла высоко в небе, а голубая поднималась на востоке. Пожары потушили. Подошли другие лекари, вызванные из основной части армии, расположившейся к северу от них. Они занимались уцелевшими людьми. Таких было не слишком много.

«Кажется, прошла бездна времени», – осознала Джеана. Исхак, которого вели Элиана и Аммар, отошел в сторону и сел на походный стул, который ему принесли.

Джеана и лекарь-джадит, д’Иньиго, смотрели друг на друга через тело лежащего мальчика. «У д’Иньиго уродливое лицо, но добрые глаза», – подумала Джеана. Во время операции он действовал спокойно и профессионально. Она не ожидала этого от вальедского лекаря.

Д’Иньиго откашлялся, стараясь прогнать усталость и волнение.

– Что бы со мной ни случилось, – начал он и замолчал. Снова сглотнул. – Что бы со мной ни случилось, что бы я ни делал потом, этим мгновением в моей жизни лекаря я всегда буду гордиться. Тем, что сыграл свою маленькую роль. Вместе с вашим отцом, который… которого я так глубоко уважаю. За его работы и… – Он замолчал в сильном волнении.

Джеана почувствовала, что безмерно устала. Наверное, ее отец совсем обессилел. Но это никак не проявлялось внешне. Если она даст себе волю, то начнет вспоминать о том, что совсем недавно произошло в Фезане, а этого делать нельзя. Не сейчас. Ей необходимо сохранить самообладание.

– Он может не выжить. Вы это понимаете, – сказала она.

Д’Иньиго покачал головой:

– Он выживет. Выживет! Вот в чем чудо. Вы видели, что было сделано, не хуже, чем я. Кость удалена! Это было сделано безупречно.

– И мы понятия не имеем, может ли человек выжить после подобного вскрытия черепа.

– Галинус говорил…

– Галинус никогда такого не делал! Для него это было святотатством. Для ашаритов, для киндатов. Для всех нас. Вы это знаете! – Она не хотела повышать голос. На них начали оглядываться.