Львы Аль-Рассана

Родриго ощутил запах горящей плоти. Некоторых из солдат бросили в костры, на которых готовили еду. Он пошел, спотыкаясь, к центральной лужайке, которую помнил по прошлому лету. Надежды уже не осталось, но ему нечем было защищаться от этого. Он увидел отрубленную голову Гонзалеса де Рады и рядом с ней тело министра со стянутыми вниз лосинами, которое непристойно распростерлось поверх маленькой, лежащей лицом вниз фигурки мальчика.

Родриго снова услышал, как из груди у него вырвался какой-то звук.

Невыразимая мольба. О милосердии, о доброте, о том, чтобы время повернулось вспять и позволило ему оказаться здесь раньше. Чтобы спасти своего сына или погибнуть вместе с Диего, если больше ничего ему не будет позволено сделать.

Звуки, картинки, запах горящей плоти исчезли где-то в отдалении. Он подошел к двум лежащим на земле телам.

Словно во сне, невероятно медленно, он опустился на колени и стащил тело Гонзалеса де Рады с распростертой фигурки своего сына. Тут он увидел – как в бреду, не веря своим глазам, – что еще сделали с министром Вальедо.

Потом осторожно, осторожно, словно во сне, он перевернул Диего лицом вверх на пропитанной кровью земле и увидел его разбитую голову. Тогда он заплакал, раскачиваясь из стороны в сторону, по лежащему в его объятиях сыну, который покинул его.

Он слышал словно издалека, как приближаются остальные. Кони. Шаги. Бегущие, потом медленные. Они остановились. Ему в голову пришла одна мысль. Он не поднял взгляд, не мог его поднять, но сказал тем, кто стоял рядом:

– Фернан. Остановите Фернана. Не позволяйте ему видеть это.

– Это я, папа. Ох, папа, он умер?

Тогда он поднял глаза. Заставил себя. У него есть живой ребенок. Близнец этого. Слитые воедино души. Всю жизнь разные, но рожденные вместе, с одним лицом. Вместе всегда, против всех неожиданностей этого мира. А теперь этому конец. «Теперь Фернан почувствует себя обнаженным, – подумал Родриго. – Ледяной ветер будет дуть там, где прежде находился его брат».

При свете горящих фургонов он увидел лицо Фернана. И Родриго Бельмонте понял в то мгновение, что мальчик никогда не сможет освободиться от этого зрелища: от образа своего мертвого брата в объятиях отца. Этот образ будет формировать его и определять его жизнь, и Родриго ничего не может сделать, чтобы этому помешать.

Он должен перестать плакать. Должен постараться.

Аммар ибн Хайран стоял рядом, за спиной Фернана. Он предупредил их, сразу же, но все равно слишком поздно. Он тоже в свое время повидал немало убитых. Убитых и оскверненных, чтобы передать послание, предостережение. Родриго внезапно вспомнил День Крепостного Рва и то, что после него сделал ибн Хайран с правителем Картады. Убийство. В некотором смысле это ответ.

Он понял, что вот-вот потеряет над собой контроль.

– Аммар, пожалуйста, уведи его, – прошептал он. – Он не должен этого видеть. Иди с этим человеком, Фернан. Пожалуйста.

– Он умер? – снова спросил Фернан, игнорируя или не желая осознавать ужасное доказательство – разбитую, кровоточащую голову брата.

– Пойдем, Фернан, – мягко произнес ибн Хайран голосом поэта. – Давай пойдем к реке и присядем ненадолго. Может быть, мы сможем помолиться, каждый по-своему. Сделай это для меня, прошу тебя.

Из того далекого мира, где он очутился, где все голоса звучали приглушенно, Родриго смотрел, как его сын уходит вместе с Аммаром ибн Хайраном из Альджейса. Ашаритом. Врагом. «Береги его», – хотел он сказать Аммару, но теперь в этом не было необходимости, слишком поздно. Урон уже нанесен.

Он снова опустил глаза на сына, которого обнимал. Диего. Малыш. Поэты всегда пишут о сердцах, разбитых любовью. Он не знал, понимают ли они, каково это. Абсурдно, но он чувствовал себя так, словно по его сердцу действительно прошла настоящая трещина, и эту трещину никогда не закрыть, никогда не залечить, и сердце никогда уже не будет целым. Мир ворвался в него и нанес ему неизлечимую рану.

Здесь было войско, вместе с королем. Войско в Аль-Рассане. Он смутно подумал о том, сколько человек ему предстоит убить в попытке – безнадежной с самого начала – отомстить и смягчить боль этого мгновения. Эта маленькая, обмякшая фигурка у него на руках. Диего.

Наверное, ничто и никогда уже не сможет проникнуть в его сознание.

– О, милостивый Джад! – услышал он чей-то голос. Рамиро, король Вальедо. – О, только не это, ради всего святого!

Родриго поднял глаза. Что-то необычное было в голосе короля.

Приближались новые всадники с факелами. С севера. Не королевский отряд, который встретил их у реки и городских стен. С другой стороны. Знамена Вальедо, освещенные пламенем.

Они подъехали и остановились. Он увидел королеву Вальедо, Инес.

Увидел, как его жена спрыгнула с коня и стоит, глядя прямо на него, не двигаясь. Беззащитная.

Он не понимал, почему Миранда оказалась здесь. Почему все они оказались здесь. Но ему нужно было шевелиться, постараться оградить ее, хоть немного, от всего этого. Если он сможет.