Львы Сицилии. Закат империи

Доктор – строгий, худой мужчина с большим опытом за плечами – приходит спустя несколько минут. Франка успела переодеться и теперь с растущей тревогой наблюдает за осмотром ребенка. Доктор улыбается Джованнуцце, обращается с ней с большой осторожностью, но его лицо выдает напряжение.

Они выходят из комнаты, стоят за дверью. К ним подходит Маруцца.

– Что с ней? – спрашивает Франка, теребя платок.

– Боюсь, у нее тифозный жар, – отвечает доктор. – Глаза опухшие, высокая температура, замедленные рефлексы… Все признаки воспалительного процесса.

Франка испуганно закрывает руками рот, смотрит на закрытую дверь.

– Что… как она могла заразиться?

Доктор разводит руками.

– Она могла выпить зараженной воды или съесть что-то заразное. Кто знает? Нет смысла задаваться вопросом, как это случилось. Лучше изолируйте ее от остальных и часто обтирайте. Скажите служанкам кипятить белье, на котором она спит.

Маруцца сжимает руку Франки, которая не сводит с врача испуганных глаз.

– Я позабочусь об этом, – говорит она ей.

– Я сделаю ей кровопускание, чтобы облегчить головную боль, и разведу двадцать пять капель настойки йода в стакане молока…

Франка не слушает его. Несмотря на жару, она будто покрылась слоем льда.

– Моя девочка, – бормочет она. – Джованнуцца моя… – И гладит дверь, словно ее ласка дойдет до дочери.

Доктор опускает глаза.

– Должен сразу предупредить вас, донна Франка: с этой болезнью сложно бороться. Мой совет: найдите для девочки более прохладное место, где нет морской влажности, чтобы облегчить ей дыхание.

Франка берет себя в руки, прочищает горло:

– Она не может путешествовать, верно?

Доктор качает головой.

– А… если мы увезем ее из Палермо на нашу виллу в Сан-Лоренцо?

– Да, так было бы лучше. – Он улыбается ей, пожимает руку. – Держите меня в курсе.

* * *

Джованнуццу перевозят с «Виллы Иджеа» на виллу на холмах в автомобиле. За рулем сидит Винченцо и шутит с ней, стараясь развеселить. Эта девчушка с большими темными глазами занимает в его сердце особое место, и она тоже всегда отвечала любовью на чувства своего доброго дяди. Теперь же, закутанная в несколько одеял, Джованнуцца лишь слабо улыбается. Большую часть пути она проваливается в удушливое забытье и иногда постанывает, прижимает к себе свою любимую Фанни в розовом платье. На полдороге она засыпает. Франка поправляет на ней одеяло, забирает куклу.

Что с тобой? Что случилось, доченька моя? – думает она, и ее сердце сжимается в тисках тревоги.

Фыркнув и подняв облако пыли, автомобиль останавливается перед входом на виллу.

– Здесь тебе станет лучше, – говорит Винченцо Джованнуцце, беря ее на руки, чтобы занести в дом. – Как только ты поправишься, мы поедем кататься. Мы помчимся так быстро, что у тебя слетит шляпка, доедем до мыса Галло посмотреть на рыбаков, возвращающихся с моря.

– Спасибо, дядюшка, – говорит она, протягивает ручку и дергает его за тонкие усы – игра, в которую они играют с тех пор, как она научилась забираться к нему на колени. Затем она поворачивается, ищет глазами мать, и Франка подходит к ней.

– Что тебе принести, солнышко мое?

– Фанни…

Франка поворачивается к Маруцце, которая держит еще одно одеяло и корзинку с игрушками, откуда высовывается фарфоровая кукла. Передает ее Джованнуцце, девочка крепко ее обнимает.

– Фанни тоже очень сильно замерзла… – шепчет она.

Вышедшие их встречать служанки услышали голос Джованнуццы и, не дожидаясь указаний, побежали греть для ребенка постель.

* * *

Тем же вечером Иньяцио открывает дверь комнаты, отведенную для Джованнуццы. Тяжелый аромат бальзамического масла, который должен был облегчить дыхание дочери, бьет наотмашь его по лицу.

Личико маленькой девочки – красное пятно на подушке. Лицо Франки как мраморное.

Иньяцио подходит к Джованнуцце, наклоняется, целует ее, и она с трудом приоткрывает глаза.

– Daddy, папочка, – говорит она ему. – Мне так плохо…

– Знаю, душа моя, – отвечает он, прислоняя ладонь к ее щеке, которую тут же отводит, такая она горячая.

Иньяцио поднимает голову, смотрит на Франку. Она сидит на другой стороне кровати и отвечает ему взглядом, полным страха. Впервые за долгое время просит у него помощи, чтобы заживить раны, открывшиеся в ее сердце. Вне всякого сомнения, Франка хотела бы оказаться на месте дочери, чтобы не видеть ее страданий.

Вопрос, который читает Иньяцио в ее глазах, приводит в ужас и его самого. С минуту они молча смотрят друг на друга. Потом он знаком просит ее выйти из комнаты, и Франка выходит вслед за ним.

Как только за ними закрывается дверь, она заливается слезами.

– Все очень плохо, Иньяцио, и я не знаю, что делать. Господи, помоги нам…

Иньяцио не отвечает. Прижимает ее к себе, гладит по волосам. Давно забытый жест, когда-то жест любви, а теперь лишь утешающий, но он хотя бы ненадолго успокаивает обоих. Франка со вздохом прижимается к его груди.

– Я боюсь, – на одном дыхании произносит она.