Львы Сицилии. Закат империи

Но Франку смешат их рассказы, она ценит их блестящее умение вести остроумную беседу. Обе очень любезны: приносят ей букеты цветов, ароматное веронское печенье дзалети, которое надо размачивать в десертном вине, или венецианское печенье буссолаи, только что испеченное их поваром.

Как-то днем, в конце сентября, Костанца одевается для выхода. Она редко позволяет себе прогулки, так как во время их добровольно-принудительного отдыха из-за венецианской влажности у нее обострились боли в спине и ногах. Франка спит: одна рука на животе, другая вытянута на подушке. Костанца подтыкает ей одеяло под матрац, как в детстве, просит Диодату ее не беспокоить.

Прихрамывая на одну ногу, Констанца идет в книжную лавку в Старые Прокурации, на пьяцца Сан-Марко. Франка попросила купить «Элиас Портолу», роман Грации Деледды, который все хвалят.

Костанца увидела его в начале торговой улочки Мерчерие, под башней с часами. Он сидел на пьяцца Сан-Марко за столиком в кафе рядом с женщиной, настолько красивой и элегантной, что кажется, она была рождена, чтобы вызывать восхищение: медного оттенка волосы, молочная кожа, умные, проницательные глаза, полные губы. Иньяцио не сводит с нее восторженного взгляда, и не он один. Наклоняется к ней, щекочет ей ухо с золотой, украшенной кораллом сережкой, снова наклоняется и целует ей руку. Женщина смеется тонким смехом, исполненным радости и чувственности. Взъерошив волосы Иньяцио, она быстро проводит рукой в перчатке по его щеке, опускает глаза и прячет улыбку.

Костанца столбенеет. Мимо проходят люди, толкают ее, но она не в силах сдвинуться с места. Опирается на пилястр, ищет поддержку в твердом камне. Глубоко потрясенная, она едва сдерживает тошноту.

Наглость Иньяцио переходит всякие границы. Его беременная жена, переживающая смерть двоих детей, находится здесь, в нескольких шагах от него, а он волочится за женщиной. На глазах у всех.

Иньяцио поднимает взгляд, замечает ее. И, моментально побледнев, опускает голову, выпускает руку женщины.

И тогда Костанца Якона Нотарбартоло ди Виллароза, баронесса Сан-Джулиано, впервые делает то, чего никогда не делала за все свои шестьдесят лет жизни: не отводя взгляда от Иньяцио, чуть поворачивает голову в сторону и плюет на мостовую.

* * *

Костанце не понадобилось много времени, чтобы узнать, что женщину зовут Анна Морозини, что для всех она «догаресса», жена дожа, потому что с тех пор, как ее муж переехал в Париж, она поселилась в палаццо Да Мула и установила на парадной лестнице герб Морозини с шапкой дожа в форме рога. Она полноправная королева венецианского светского общества: ее балы – события, которые нельзя пропустить, ее званые вечера – грандиозны, в залах ее палаццо собираются политики и интеллектуалы, от кайзера до вездесущего д’Аннунцио. Аннина во многом похожа на Франку: у нее такие же притягательные зеленые глаза и точеное тело, она тоже обладает статусом придворной дамы. Но вместе с тем эта светская львица и полная ее противоположность: свободная, жизнелюбивая, веселая, беззастенчивая.

Она пленила Иньяцио.

Не важно, что подсказало Франке, шутка ли сестер-близнецов Пападополи, или фраза, услышанная во время прогулки, или неосторожность Иньяцио, который по утрам напевает перед зеркалом и с особой тщательностью приводит в порядок свою бородку, но где-то в середине октября она узнаёт о новой любовной связи мужа.

По возвращении с очередной прогулки Констанца застает ее в домашнем пеньюаре. Франка сидит в кресле и массирует круглый упругий живот.

– Даже смерть сына его не остановила… – говорит вполголоса Франка, с трудом сдерживая слезы. – Он только что ушел, и знаете, что он мне сказал? «Пойду покатаюсь на лодке с друзьями». С друзьями! Я устроила скандал, сказала, чтобы он оставил свою ложь при себе, что мне известно о его романе с Морозини, что у него хватает стыда изменять мне в открытую. Он даже не ответил. Убежал, хлопнув дверью. Только и умеет, что сбегать.

Костанца обнимает дочь.

– Крепись, – шепчет она ей на ухо, прижимая к груди. – Он мужчина, а ты женщина. Ты все понимаешь и должна держаться, но не ради него, а ради ребенка. Ты же знаешь, какой он… не стоит из-за него огорчаться, все равно ничего не изменить. Пусть делает что хочет. – Она обхватывает лицо дочери руками, смотрит ей в глаза. – Женщины сильнее мужчин, любовь моя. Сильнее всех, потому что знают все про жизнь и смерть и не боятся с ними столкнуться.

Но Франка сейчас как стекло, которое вот-вот разобьется. Она обнимает мать в ответ, но грудь теснит от злости, боли и разочарования. В очередной раз Иньяцио предал ее доверие и сбежал, оставив ее один на один с воспоминаниями и тоской по умершим детям. Сбежал из этой комнаты, от нее, от семьи. Франка не может больше этого вынести, нет сил, только не после того, что случилось, и не после обещания всегда быть рядом, поддерживать ее. Она всегда утешала себя тем, что Иньяцио любит ее по-своему, но сейчас ей мало такой любви.