Львы Сицилии. Закат империи

Иньяцио ничего не говорит. Слова стоят ему слишком больших усилий.

Джованна смотрит на него. Она сильная. Но она очень напугана.

– Что-то… что-то случилось с тобой этой ночью.

Приходят два доктора, осматривают Иньяцио, снова берут у него кровь и мочу в надежде, что результаты анализов подскажут, чем помочь больному. На исследования требуется время. В другом месте, к примеру на Севере, у них было бы больше возможностей, но здесь…

Закончив осмотр, доктора выходят с Джованной в парк, подальше от посторонних глаз и ушей. Они смущенно переглядываются, подыскивая точные, деликатные слова. Не решаются заговорить.

Она понимает все по их глазам.

И думает только о том, что не хочет ничего знать.

Тогда она резко поворачивается и бежит к дому, ищет Иньяцидду, находит его за столом в отцовском кабинете. Она умоляет сына поговорить с врачами, потому что боится услышать приговор.

Доктора в недоумении, сбиты с толку. К ним выходит Иньяцидду.

Юноша слушает их, опустив голову. Ему кажется, что небо навалилось ему на плечи – вот-вот раздавит, что деревья в парке вот-вот упадут на него, что земля дрожит под ногами. Он говорит, что предоставит в распоряжение врачей две комнаты. Они не должны уезжать, раз такой пациент в таком состоянии.

Иньяцидду идет в дом, отдает распоряжение, благодарит врачей и снова уходит в парк.

Никто его не окликает.

Он долго бродит по аллеям, раскинув руки, словно ища утешения в чьих-то объятиях. Плачет.

Он помнит боль от потери брата, он знает, каково это – лишиться части себя. Ему чудится запах белых лилий, которыми был усыпан гроб Винченцо. Отцу немногим за пятьдесят, он не может, не должен уходить.

Слишком рано, слишком, слишком рано.

Что я буду делать? – спрашивает он себя. И плачет навзрыд, и долго не может успокоиться, а его мать рыдает в гостиной в объятиях донны Чичча.

Но Иньяцио думает только о своей боли, которая разрывает его изнутри.

* * *

Весна робко вступает в свои права, а Иньяцио чувствует, что жизнь медленно утекает из него. Он полулежит в кресле у окна, кроме него, в комнате никого нет. В теплом воздухе – запах первых весенних цветов. Жужжат насекомые, слышны крики птиц в вольере, голос Винченцино, катающегося по парку на велосипеде.

За окном март, чувствуется запах земли, нагретой солнцем. Еще будут холодные дни, как всегда. Но зиме конец, и скоро распустятся почки, зацветут розовые кусты, покроется белыми цветами плюмерия, а деревья в любимой апельсиновой роще на вилле в Сан-Лоренцо принесут последние в жизни Иньяцио плоды.

У него почти не осталось времени.

Эта мысль, такая простая и резкая, вызывает прилив отчаяния.

Всё. Он вот-вот потеряет всё.

Детей, которых не увидит взрослыми и которым не сможет дать совет, не сможет их поддержать: Винченцино еще совсем мал, но и Иньяцидду еще многому предстоит научиться, а у него не хватает для этого смирения. Джованну, жену, к которой он испытывает пусть не любовь, но искреннюю привязанность, и нежность, и благодарность за ее неизменную преданность. Фавиньяну, изрезанные берега Мареттимо и тонкие очертания Леванцо, которые видишь, стоит обогнуть остров; лодки, спущенные на воду для маттанцы, эти черные корпуса, разрезающие синеву волн, краснеющих от крови. Белую пыль туфовых карьеров. Запах моря и запах тунца. И еще погреб в Марсале, его изъеденные морем стены из туфа, железо, выплавленное на заводе «Оретеа», трубы кораблей его судоходной компании…

Ничего этого больше не будет, и тут ничего не поделать, потому что смерть забирает нас голыми, чистыми, такими, какими мы пришли в земную жизнь. Потому что человеческая воля ничего не решает, не может тягаться с судьбой.

Иньяцио чувствует во рту едкий привкус желчи, к которому примешивается соленый вкус слез. В последнее время он часто плачет, гораздо больше, чем ему бы хотелось, но не может себя сдержать. Он плачет в тишине и чувствует, как отчаяние проникает в кровь, забирает последние силы. Чувствует себя обломком корабля, разбившегося о скалы.

Конечно, он будет и дальше перед всеми бодриться, говорить, что обязательно поправится, что врачи найдут новое лекарство. Конечно, он будет бороться до конца, но он не может лгать самому себе.

Он умирает.

И эта мысль – эта уверенность – ему невыносима.

Вся его жизнь была отдана делу, как и жизнь его отца. Его существование – служение мечте: сделать Флорио самыми богатыми, самыми успешными, самыми влиятельными. Такие они и есть. Он этого добился.

А что теперь?

Теперь, когда он всем всё доказал?

Теперь, когда больше нет планов, нет дела, которому отдаешься полностью, без остатка?

Я богат, но что мне с того… У меня по-прежнему много идей, я хотел бы жить, проводить время с семьей, радоваться внукам, наблюдать за течением жизни.

Но ничего уже не будет.

От отчаяния у него перехватывает дыхание.

Я ухожу. Что остается после меня?

* * *

Проходят недели, наступает май.