Лысая гора, или Я буду любить тебя вечно

«Поздравь, дружище, я влюблен!» —
«В кого? Ужель опять в брюнетку?» —
«О нет!» – «В блондинку?» —
«Нет». – «Пардон. Так значит, в рыжую кокетку?» —
«Ах, нет! Ты мелешь, как дурак!» —
«Да кто ж она: Маруся, Лиза?» —
«Да нет же! Нет – она табак,
Табак Иосифа Эгиза!
Звать „Конкуренцией“ ее,
Она весьма ароматична,
Два сорок фунт, совсем мое.
Приятно, вкусно и практично.
А девы к черту… Девы – яд.
Ведь из-за них теперь я нищий,
Я их вовек не видеть рад». —
«Ты прав поистине, дружище!»

Я швырнул газету на пол и нервно рассмеялся. Глупейшая реклама табака Эгиза задела меня за живое. «Любовь, табак… Табак вернее. Мое дело – табак! Что толку в этих деньгах, если я должен скрываться и не смогу в полной мере ими воспользоваться! Ведь я мертвец! Не знаю, поверили ли в мою смерть? Может, по моему следу уже идут дюжие приставы, чтобы наказать меня смертью настоящей! Вчерашний карточный выигрыш – гримаса судьбы перед тем, как отобрать все, в том числе и жизнь?!»

Словно в подтверждение моим мыслям в дверь требовательно постучали. Внутри все оборвалось, и я затих, обливаясь потом, с трудом сдерживая дыхание. «Господи, не забирай мою жизнь, ведь я еще и не жил!» – беззвучно прошептал пересохшими губами. Стук повторился, усилился, и из-за двери донесся смешливый голос Параски – девки, находящейся в услужении у хозяйки дома:

– Господин студент! К вам барышня соизволили прийти! Немедленно открывайте дверь – ведь вы там, еще на улицу не выходили! Не бойтесь, они не кусаются!

«Какая барышня?! – недоумеваю я. – Я никого не звал, никто не знает и не должен знать, где я нахожусь! Откуда Параска знает, что я бывший студент? Это хитроумная ловушка, подстроенная полицией, чтобы выманить меня из комнаты!»

– Барышня, не волнуйтесь – они там за дверью прячутся! – объясняет Параска. – Странные они очень: по виду студент, только целые дни сидят в комнате, носа не высовывают, а к ночи пропадают невесть где. Сегодня соизволили только под утро явиться. А сейчас двери не отпирают! Пойду скажу хозяйке – пусть околоточного позовет, надо пашпорт у студента проверить!

«Дверь хлипкая, натиска не выдержит! – подумал я, все больше нервничая. – Наверное, и под окно шпика поставили. – Я осторожно выглянул в окно – ничего подозрительного. – Может, правду девка говорит?» – подумал я и крикнул хриплым со страху голосом, словно с перепоя:

– Погодь минутку! Одеваюсь я, а то в исподнем неловко перед барышней!

– Что я вам говорила, барышня? Прячутся они! – торжественно заявила Параска невидимому собеседнику за дверью, который, однако, до сих пор ни одним словом или каким-либо звуком не обнаружил своего присутствия.

Я открыл дверь. За ней оказался следователь Брюквин с улыбкой от уха до уха, которая никак не вязалась с его гнусной личностью. Брюквин сунул девке рубль и одобрительно произнес:

– Молодец – заслужила! Артистка! – и, повернувшись ко мне: – Добрый день, господин Шиповский! Разрешите войти? – Отодвинув опешившего меня в сторону, он вошел в комнату. Презрительным взором окинул убогое жилище: – Стало быть, живете не тужите, господин Шиповский? Совесть вас не мучает? А если мучает, то когда: утром, днем, вечером аль ночью?

– Не понимаю вас, – пробормотал я в растерянности.

Если бы со следователем пришли полицейские, то все было бы понятно, но, выходит, он один явился? Какова же цель его визита?

– С какой стати… – попытался возмутиться я, но был прерван улыбчивым следователем:

– Вы абсолютно правы в своем негодовании! Кстати, как вам удалось не утонуть? Ваши вещички остались на берегу, а вы, значит, в исподнем, не стесняясь прохожих, сюда? А может, вы все продумали заранее, и, не прячась, словно зверь лесной, на извозчике сюда приехали?! Отчего скрылись здесь, не давали о себе знать? От следствия прячетесь?!

– Сейчас все поясню, только присядьте, дайте мне с мыслями собраться, – сказал я внезапно упавшим голосом, лихорадочно придумывая подходящую версию и кляня себя за то, что за столько времени не сделал этого!

– Уж извольте пояснить! – Следователь, отодвинув табурет подальше от меня, сел на него. – А подружку вашу повесили. На Лысой горе, в форте. Сегодня аккурат сорок дней будет, как преставилась. Я был поражен – даже слезинки не проронила перед смертью! Закоренелая отравительница! – с улыбкой произнес Брюквин.

– Не убивала она! – вырвалось у меня, и я тут же испуганно умолк.

– Говорите, говорите! – обрадовался Брюквин. – Кто же тогда проклятый отравитель несчастной семьи Мозенз? Уж не вы ли?

– Богом клянусь, не я! – завопил я и затрясся от страха.