Лжедмитрий. Царская плаха

Когда рать Мстиславского и Шуйского подошла к Рыльску, ее вместо белого полотнища и повинных голов жителей встретил пушечный обстрел. Пришлось князьям разворачивать войска в боевые порядки, ставить орудия.

Правительственная армия, имеющая огромный численный перевес, две недели не могла взять город. Постоянный пушечный обстрел, попытки поджога деревянных стен – ничего не принесло результатов. Защитники крепости под прикрытием своих пушек сделали вылазку и сильно потрепали противника.

Видя, что город не взять, князь Мстиславский с согласия Шуйского приказал войску отступить к Севску. Но и тут не обошлось без неприятностей. Во время отхода защитники крепости вновь совершили вылазку и разгромили арьергард царского войска.

Князья подумывали о роспуске войска до весны, послали гонцов в Москву с просьбой об этом. Однако царь Борис приказал им оставаться на месте и готовить наступление на Путивль.

Он обещал прислать подкрепление из служивых татар. Они уже были в армии Мстиславского и Шуйского и проявили себя особенно жестко. Но больше всего начали зверствовать, когда от Годунова пришел приказ извести всю Комарицкую волость за мятеж и поддержку самозванца, не жалеть никого, ни стариков, ни женщин, ни детей. Вот тут татары показали себя.

Это была роковая ошибка Годунова. Известия о зверствах царской рати разнеслись по округе. К Путивлю потянулись обозы из уцелевших поселений. Потери, понесенные Отрепьевым у Добрыничей, восполнились быстро.

Покуда отряды Мстиславского разоряли Комарицкую волость, Григорий находился в Путивле. Он пришел туда с отрядом в полторы тысячи человек, но в скором времени его войско выросло во много раз. На сторону Отрепьева перешли гарнизоны и жители Оскола, Белгорода, Валуек, Царева и многих других городов и поселений. Настроение у ратников было боевое. Их возмущение действиями армии Годунова, превратившейся в карательную, не имело предела. Все рвались в бой. К тому же устоял Рыльск.

Отрепьев надеялся на помощь Польши и послал ротмистров в Краков. Сигизмунд отказал, однако Мнишек сумел переправить к Григорию несколько крупных отрядов наемников.

Февраль выдался морозным и снежным. Войско Отрепьева восстанавливало силы на зимних квартирах.

Вечером, когда за окном разыгралась метель, Отрепьев сидел в жарко натопленной комнате дома бывшего воеводы. С ним был его верный помощник, а теперь и спаситель Ян Бучинский, недавно избранный на казачьем кругу атаманом.

Неожиданно раздался стук в дверь.

Бучинский встал, придерживая саблю.

– Кто?

– Пан атаман, казак Демьян из стражи.

Бучинский повернулся к Отрепьеву.

Тот кивнул. Мол, пусть входит.

– Зайди! – приказал Бучинский.

Казак высунулся между своркой двери и бревенчатой стеной.

– Стража башни доложила, что прибыл какой-то вельможа из Московии до великого князя Дмитрия Ивановича.

– Ну что ж, раз прибыл, то пропустите и проводите. Только одного и без оружия.

– А с ним всего двое стражников.

– Тех в любой дом, коней в конюшню. Накормить, напоить и смотреть за ними.

– Я понял, великий князь.

– Ступай!

Стражник ушел.

Бучинский взглянул на Отрепьева и спросил:

– Ты догадываешься, кто это может быть?

– Не догадываюсь, а знаю, кто приехал ко мне.

– Неужто тот самый князь?

– Больше некому.

Отрепьев не ошибся.

В комнату вскоре вошел князь Иван Петрович Губанов, сбросил шубу на лавку и пробурчал:

– Ух, промерз! Ну и погода.

– Приветствую тебя, Иван Петрович.

– И тебя приветствую, царевич. – Губанов покосился на Бучинского.

При нем он мог называть Отрепьева только так.

– Гляжу, на сей раз ты не удивлен.

– Я ждал, что ты объявишься.

– С чего?

– Ну а как же? Ведь надо… – Григорий понял, что едва не сказал лишнего, оборвал фразу, повернулся к Бучинскому. – Ян, пойди распорядись, чтобы доставили ужин да вина хлебного. Надеюсь, не откажешься, князь?

– Сейчас не откажусь.

– Ну и хорошо. Ян, и стражу от дверей убери.

– Конечно, великий князь, не беспокойся.

– Ступай!

– Слушаюсь! – Бучинский покинул комнату.

Губанов присел у печки, взглянул на Отрепьева.

– Дошло до меня, что ты просил помощи у Сигизмунда.

– Да, просил, но получил отказ. Сам собираюсь в Речь Посполитую.

– Позволь узнать, зачем?

– А смысл сидеть зиму в Путивле? В Польше я расшевелю магнатов и смогу еще войска набрать. От Мнишека толку немного.

– У тебя есть казаки. Русский люд идет в Путивль, гонимый зверствами, учиненными войсками Мстиславского по прямому указанию Годунова. Зачем тебе ненадежные наемники?

– Казаки, да, согласен, князь. Это воины. А с мужиков что взять?

– Их надо обучить.

– Ты приехал для того, чтобы указать, что мне делать далее?

Губанов повысил голос:

– А не кажется тебе, Григорий, что ты много возомнил о себе? Да если бы не я и другие вельможи в России и в Речи Посполитой, то тебя давно уж не было бы.

Отрепьев усмехнулся.

– Но я есть, как видишь, живой и невредимый. Не я сижу у тебя в Новгороде, а ты у меня. Значит, вы заинтересованы во мне куда больше, чем я в вас. А что будет, если я прилюдно заявлю, что не являюсь царевичем Дмитрием Ивановичем, скажу, что все это – дело рук твоих и тебе подобных персон?

– Обнаглел.

– Жизнь заставляет.