Лжедмитрий. Царская плаха

– Да хоть дюжина. Главное что, Гриша? Напасть надо первыми, как только поймем, что это шайка. Жаль, что сабля у нас одна.

– Сказал же, кнут есть, им отобьюсь.

– Тогда поехали, порезвимся. Когда до свары дело дойдет, ты держись позади, отбивайся от тех, кто со спины зайдет. Случись что с тобой, мне князья голову снимут.

– Интересно, разбойники догадались, что мы заметили дым от их костра?

– Какая разница, Григорий. Но вот то, что мы встали, наверняка озаботило главаря.

– Да мало ли по какой причине. Любой разумный человек, подозревая, что впереди засада, развернулся бы и галопом погнал в обрат. Мы же дальше пошли.

– Это что же, мы совсем бестолковые? Так выходит?

– Нет, Андрюша, мы упертые, а это еще хуже. Но хватит разговоры вести, роща близко. Да поможет нам Бог. – Григорий крепко сжал рукоятку длинного кнута, спрятал его под шубой.

Роща медленно приближалась. Сколько ни всматривался Отрепьев, но среди деревьев никого не видел.

– Не туда глядишь, Григорий, – сказал Холодов. – Там если и есть кто, то один или двое, остальные за тракт ушли.

– И ты не заметил?

– Если балкой или низиной, то как заметишь? Но ушли точно, потому как на конных пешим нападать надо с двух сторон, а лучше со всех четырех. С одной без толку.

– Поглядим, но похоже, ты прав.

Тут тишину утра разорвал протяжный свист, и на дороге как из-под земли вырос детина в овчинном тулупе с оглоблей в руках.

Кони отшатнулись, всадники удержали их.

– Это кто же к нам пожаловал? – осведомился детина, поигрывая оглоблей как хворостинкой.

Силища в нем была большая.

Холодов чуть подался вперед. Отрепьев же сдал назад и развернул коня поперек дороги.

– К кому это к вам? – с усмешкой проговорил. – Что-то я поблизости никого, кроме тебя, не вижу.

– Сейчас все увидишь, путник.

Тут же на обочинах дороги появились по двое таких же крепких, бородатых мужиков с дубинами. Попадешь под удар, приятного мало будет.

Еще один выпрыгнул из сугроба сзади, в нескольких шагах от Отрепьева. У этого разбойника была сабля, он держал ее опущенной вниз. Это была оплошность.

Справа из рощи донесся хрипловатый, явно простуженный голос:

– Кого встретил, Лука?

Из-за деревьев по тропе, невидимой с дороги, к путникам шел, переваливаясь, мужик в распахнутой шубе, дорогой, явно с чужого плеча. На поясе у него висела сабля.

– Да вот, Усач, путники объявились. Один по виду из служивых, второй – чернец.

– Божий человек?

– Ага.

Разбойники окружили всадников.

Главарь выбрался на дорогу, встал рядом с детиной, который играл оглоблей.

– Кто такие? Откуда, куда путь держите? – спросил он, глядя из-под мохнатых бровей на Холодова.

– Издалека, едем в края неблизкие. А ты и есть тот самый Усач, о котором молва по округе ходит?

– Да, тот самый. Ладно, коли жить хотите, то прыгайте с коней, вытаскивайте из одежи, что есть ценного. Я сегодня добрый, отпущу!

– Как же! Ты отпустишь, от тебя дождешься.

– Ты говори меньше, путник, да сабельку-то брось, не сгодится она тебе. Вам с монахом, коли по-хорошему не желаете, ничего уж на этом свете не понадобится.

– Гляжу, смел ты в речах, Усач. А попробуй возьми!

Главарь хмыкнул и тут же рявкнул:

– А ну, ребята, бей их!

Холодов выхватил саблю и налетел на мужика с оглоблей. Тот не успел размахнуться, как рухнул в снег с разрубленной головой. Усач отпрыгнул в сторону.

В тот же миг Отрепьев пустил в ход кнут. Первый удар пришелся по бородатой физиономии разбойника, зашедшего с тыла, второй – по руке. Лиходей выронил саблю, закрыл ладонями рассеченное лицо. Григорий наклонился, схватил клинок, воткнувшийся в снег, отбросил кнут и развернул коня.

От неожиданности разбойники потеряли драгоценное время. Им надо было навалиться на всадников сразу со всех сторон, тогда ситуация была бы другая. Теперь же, когда двое из семи были выведены из строя, а главарь прыгнул в сугроб, против Андрюши и Григория оказалось четверо. По двое с каждой стороны дороги.

– Навстречу, Гриша! Руби левых!

Ох как не зря Андрюша в свое время научил Отрепьева владеть саблей с обеих рук. Тот переправил оружие в левую руку, пошел вперед, двумя взмахами положил на снег обоих разбойников и развернул коня.

Холодов так же легко расправился с двумя другими лиходеями.

Главарь шайки сидел в сугробе и ошалело хлопал глазами. Он очухался, встал, выхватил саблю.

Холодов остановил коня рядом с ним.

– Что, Усач, попал как кур в ощип?

– Зарублю, собака! – Главарь разбойников бросился на Холодова.

Отрепьев и не заметил движения руки Андрюши, увидел только, как разломился пополам череп Усача.

Холодов взглянул на Отрепьева.

– Живой, Гришка?

– А то!

Андрюша осмотрелся. Шестеро разбойников лежали на снегу. Только тот, у кого Отрепьев выбил саблю, гребя руками, как пловец, резво пробивал сугробы, стараясь уйти от этого страшного места.

– Ну уж нет, – проговорил Холодов.

Он прикинул, что конь по сугробам не пройдет, спрыгнул с седла и по пробитой дорожке поспешил за последним разбойником. Настиг быстро, ему не надо было разгребать снег.

Лиходей почуял сзади дыхание смерти, повернулся, поднялся. Его физиономия была рассечена ударом кнута, по бороде стекала кровь.