Он не просил о пощаде, загнанным зверем взглянул на Холодова, выдернул из-под тулупа нож и прохрипел:
– Ну, давай, иди, пес смердящий. Коли мне подыхать, то и тебе не жить.
Андрюша понял, что сейчас будет, и отстранился. Лиходей метнул нож, промахнулся и взвыл, как голодный волк. Удар сабли оборвал его.
Холодов вернулся к дороге, запрыгнул на коня и услышал голос Отрепьева:
– Как ты догадался, что лиходей метнет нож?
– Ему, Гриша, больше ничего не оставалось. Если только заколоть самого себя. А это не в повадках душегубов. А ты молодец. Не растерялся, как на подворье Романовых. Впрок пошел урок.
– Впрок, Андрюша. Что теперь делать будем?
– Как – что? Дальше поедем. Пакостей ждать больше не от кого.
– А этих тут оставим?
– Нет, с собой возьмем. Очнись, святой отец!
– Ну да, глупость сказал.
– Пусть полежат, на морозе не завоняют. Ты шапку потерял.
Отрепьев провел ладонью по волосам.
– Не заметил.
Он огляделся, увидел шапку, подъехал, поднял ее вместе с кнутом, саблю же разбойника забросил подальше в снег.
Через три часа всадники заехали на постоялый двор, притершийся к глубокому оврагу, за которым высился вековой лес. Служка лет пятнадцати принял коней.
Холодов и Отрепьев взяли с собой мешок с припасами и вошли в просторную комнату. За длинным столом без скатерти на лавках сидели шестеро мужиков. Перед ними стояли миски с нехитрой похлебкой, кружки с пивом. Они о чем-то говорили меж собой.
К новым посетителям подошел мелкий рыжий мужик, хозяин постоялого двора.
– Доброго здравия, гости дорогие. Проходите, присаживайтесь, места есть.
– И ты будь здоров, – произнес Холодов. – Как тебя звать-величать?
– Михайло Проня.
– Скажи, Михайло, у тебя отдельная комнатенка для нас найдется?
– Как не найтись. Для вас всего алтын.
– Не много ли будет? За половину курицу купить можно.
– Так то курица, а это комната. Теплая, засов изнутри.
– Ладно, – согласился Холодов, – алтын так алтын.
– Обедать тут будете или в комнату блюда принести?
– Здесь поедим.
Отрепьев тем временем подошел к красному углу, раздвинул занавески перед иконостасом и начал молиться.
– Откуда он? – спросил хозяин заведения.
– Тебе какое дело?
– Так спросил, гляжу, не слишком вы разговорчивы.
– А вот ты, Михайло, излишне болтлив.
– Так что подавать-то?
– Щи с курицей, остальное у нас с собой есть.
– У меня пиво есть.
– Квасу.
– Да, с тобой же монах. Щи, значит. Добро. И в комнате постелить. Этим жена займется.
– Спокойно у вас тут? – спросил Холодов.
– Когда как, бывает спокойно, а другой раз и драка завяжется. Особливо когда мужики выпьют без меры. Но вас это не коснется. Комнатенка малая, да отдельная.
– Ладно, ступай. Еду давай быстрее, оголодали мы.
– Угу. Значит, щи и квас.
Холодов и Отрепьев устроились на краю стола. Женщина поставила перед ними горшок с горячими щами, пустые миски, хлеб. Андрюша достал из мешка пироги.
Они отужинали на славу, расплатились с хозяином заведения за еду и ночлег и собрались пройти в комнату, как в помещение влетели двое мужиков, растрепанные, взволнованные, бросили тулупы на скамейки, запросили выпивки.
– Чего это вы такие очумелые? – спросил Проня.
Один из этих людей сел на скамью, прислонился к стене и буркнул:
– Очумеешь тут!
Второй опустился рядом, кивнул и пробормотал:
– Такого насмотрелись, не дай Господь!
– Да что случилось? Чего насмотрелись? – заинтересовались мужики, сидевшие за столом.
– Ехали через Буй-крепость, далее по тракту. А у Белой рощи мертвяки. Семь человек.
– Что за мертвяки? Уж не шайка ли Усача вылезла из кустов? – осведомился Михайло.
– Она самая. Там воевода Буйский был с ратниками, сказал, Усач с подельниками. Два разбойника слева, два справа, чуть далее один, а рядом в сугробе сам Усач. Того узнать трудно, башка пополам раскроена. И кровищи кругом!.. Еще один чуть поодаль, тоже с разрубленной головой. В снегу сабля валялась.
Хозяин постоялого двора перекрестился и воскликнул:
– Это что же? Выходит, достал-таки воевода душегубов?
– Да в том-то и дело, что воевода и его ратники позже подъехали, когда им случайный проезжий о трупах поведал.
– Тогда кто же разделался с Усачом и его шайкой?
– А вот это и неведомо. Воевода сам ничего толком не понимает. Одно ясно. Тех, кто порубил шайку, было всего двое. Только у одного своя сабля. Дружок его оружие уже в схватке добыл, потом выбросил.
– Да что это за богатыри такие?
Тут Холодов с Отрепьевым спокойно поднялись из-за стола и молча направились в комнату.
За спиной у них продолжался разговор:
– Воевода говорил, что на рассвете из Буя только двое и выезжали. Но это были не воины, один чернец, другой при нем, как товарищ.
– Так тут только что сидели монах и мужик с саблей.
– Нет, это не те. Какие из них воины? Чтобы со всей шайкой Усача справиться, надо и силу и опыт иметь немалый, а главное – хитрость.
Холодов с Отрепьевым слышали все это, потом прикрыли дверь. Голоса продолжали доходить до ушей, но уже куда тише. Понять, о чем шла речь, стало трудно.
Холодов взглянул на Отрепьева.
– Слыхал, Григорий, мы с тобой, оказывается, не воины. Не могли шайку Усача разбить.
– Не могли, и ладно. Пусть гадают, кто это сделал.