Лжедмитрий. Царская плаха

– Да, лет пятидесяти. Его родственники служили в Коломне, где и отец мой, знали его. Варлаам сильно хворал, не помогали ни зелья знахарей, ни лекари. Думал, что душу Богу отдаст, позвал священника. А тот молитву прочитал, и полегчало Варлааму. Потом он пошел в монастырь.

– Кто-то хлопотал за него?

– Не знаю, Андрюша, но вот что интересно. Варлаам молвил, что познакомился с Мисаилом не где-нибудь, а в доме князя Ивана Ивановича Шуйского. В подробности, извини, не вдавался.

Холодов погладил бородку.

– Да, это на самом деле интересно. Скажу о том Харламову. Он через людей своих прознает, что связывает Шуйского и простоватого монаха, а также как сам Варлаам оказался в его доме. Как считаешь, удастся тебе подбить Мисаила и Варлаама уйти с тобой?

– А скоро ли уходить придется?

Холодов посмотрел на Отрепьева.

– Слышу недовольство в твоем голосе. Что, по душе нынешнее положение?

– По душе, Андрюша. Но я понимаю, что это лишь часть замысла князей.

– Верно мыслишь. Должность дьякона, пусть и приближенного к самому патриарху Иову, не для тебя. Настанет время, когда ты будешь смеяться над тем, что считал нынешнее положение весьма высоким и достойным. Но к делу. Ты не ответил на вопрос.

– И ты не ответил.

– Будем собачиться?

– Нет, Андрюша, просто от того, когда придется уходить, зависит и мой ответ.

– Уже недолго осталось, месяца два-три.

– Скоро. Мисаил пойдет точно, а вот Варлаам?.. Думаю, сумею уговорить и его. Варлаам человек умный. Он в отличие от Мисаила, которому подавай любое приключение, лишь бы не скучно было, сможет оценить всю выгоду, которую получит, если поддержит царевича Дмитрия. Вот только одного, Андрюша, не могу взять в толк. Зачем они нам? Я бы и один ушел. Или с тобой и Костылем. С вами лучше, безопасней.

– Так решили князья, Гриша. При первой же возможности сообщи своим монахам, что ты и есть царевич Дмитрий. Сделай это как бы в шутку, чтобы потом можно было пойти на попятный. Погляди, как воспримут монахи такую новость. Коли поверят, спроси, поедут ли они с тобой добиваться правды и трона, принадлежащего тебе по закону?

– Не опрометчиво ли это?

Холодов пропустил слова Отрепьева мимо ушей.

– Слушай дальше. Итак, ты поговоришь с Мисаилом и Варлаамом, убедишься в том, что они пойдут с тобой. Потом тоже как бы невзначай обмолвись в присутствии архимандрита Пафнутия либо еще кого из влиятельных духовных лиц, что ты хорошо изучил жизнь и деяния первого русского царя Ивана Васильевича Грозного и события, связанные с восшествием на престол Бориса Годунова. Тебе кажется, что ты и сам можешь стать государем всея Руси.

– Так меня за это, Андрюша, тут же в пыточную избу отправят за измену. Сана лишат и вздернут на дыбу.

– Не волнуйся и не бойся. Мы рядом. Если уж из подворья Романовых тебя вытащили, то из Кремля и подавно. Помни, тебе ничего не грозит. Повторяю, разговор с Пафнутием или кем-то еще из духовного руководства проведешь только после того, как определишься с монахами. Торопиться не след, но и затягивать тоже.

Отрепьев вздохнул.

– Ладно, как сказано, так и сделаю.

– Вот и ладненько, Гриша. А теперь ступай по своим делам. Рад был видеть тебя.

Спустя неделю Отрепьев сказал Мисаилу Повадьину и Варлааму Яцкому, что он – царевич Дмитрий, Божьим соизволением спасшийся в Угличе. Услышав такое, оба тут же согласились идти с ним хоть на край земли, лишь бы восстановить справедливость и возвести на русский престол законного наследника. Мисаил находился больше под влиянием эмоций, Варлаам же быстро просчитал, какие блага сулит ему возвышение Отрепьева.

Заручившись их обещаниями и клятвами союзников, Григорий решился на разговор с архимандритом Пафнутием. Благо к тому и повод был. Настоятель Чудова монастыря сам вызвал к себе дьякона и поручил ему составить похвалу святому чудотворцу московскому Ионе. Тогда-то Отрепьев и сказал ему, что может стать русским государем.

– О чем ты, Гриша? Какой престол, какой государь? Ты дьякон, и вдруг царь?

– А что, отче, разве Борис Федорович Годунов царских кровей? Он тоже с низов начинал.

– Не мели глупость. Сравнил себя с Борисом Федоровичем! Годунов, почитай, десятилетие у верховной власти стоял, был рядом с Иваном Васильевичем и сыном его Федором. А ты кто?

– Кто знает, может, у меня прав на престол больше, чем у Бориса Федоровича и сына его.

– Не смей о том даже думать!

Отрепьев сменил тон и изобразил покорность.

– Прости, отче, за глупые слова.

– Вот так-то лучше. Займись работой.

– А коли патриарх призовет?

– Призовет, будешь делать то, что повелит святейший, в остальное время занимайся каноном.

– Слушаюсь, отче.

Архимандрит оставил Отрепьева в келье, где все было приготовлено для письма, сам же прошел в свою. Там его ожидал митрополит Ростовский Варлаам.

Он заметил озабоченность настоятеля монастыря и спросил:

– Случилось что, отец Пафнутий?

Тот присел в кресло.

– Как сказать? Даже не знаю.

– Коли не тайна, то поделись.

– Ты о дьяконе Григории, который славен своими способностями составлять похвалы святым, слышал?