Лжедмитрий. Царская плаха

– Шексна. Река вроде обыкновенная, а сколько всего там произошло. В ней был загублен первенец Ивана Грозного, тоже Дмитрий, от любимой жены Анастасии Романовны Захарьиной-Юрьевой. На Шексне погибла Ефросинья Старицкая, противостоявшая Ивану Васильевичу. Сегодня на берегу этой реки начинаются великие дела. Это не случайность, а знамение свыше. Ладно, я понял тебя. Ступай в трапезную, поешь и отдыхай.

Через полчаса князь Губанов вызвал к себе Холодова и Отрепьева.

Холодов воспринял это спокойно, Отрепьев же был удивлен.

– Что за надобность у князя к нам, Андрюша? – спросил он старшего товарища.

– Я знал, что так и будет. Князь кого-то ждал и беспокоился, хотя скрывал это. Приехал человек. Стало быть, Гриша, ждет нас дорога. Долгая или близкая, не знаю, но ехать придется. Идем.

В зале Холодов и Отрепьев опустились на скамью, покрытую ковром.

– Тебе, Андрюша, известен Горицкий Воскресенский женский монастырь? – спросил Губанов, сидевший в кресле.

– А то. Там обретается царица Мария Федоровна. Она теперь инокиня Марфа.

– Верно. – Губанов усмехнулся, перевел взгляд на Отрепьева и заявил: – Твоя матушка там, отец Григорий.

Отрепьев промолчал.

– Поедем мы с вами в этот монастырь.

Чего-чего, а этого Холодов и Отрепьев никак не ожидали.

– За какой надобностью, князь, если не тайна?

– Пока тайна, Андрюша. Дорога нам предстоит длинная, до Вологды, почитай, пятьсот верст, сотня до города Кириллова, а там еще шесть до деревни Горицы и монастыря.

– Да, путь не близкий, тем более при такой погоде. Недели три на дорогу уйдет, никак не менее. Можем налететь на какую-нибудь разбойничью шайку. Их теперь хватает и у самой Москвы, где за ними хоть как-то охотятся. А уж чуть подальше от столицы лихим людям, сбившимся в стаи, нет счета. Охрана нужна, князь, и немалая.

Губанов покачал головой:

– Нет! Поедем без охраны, вчетвером, я, Григорий, ты и Фадей.

– Это небезопасно.

– Тебе ли, Андрюша, не знать, что коли нарвемся на большую шайку, то никакая охрана не поможет. Будем уповать на Бога.

– Дозволь вопрос, князь?

– Ну?

– Сдается мне, что сегодня к тебе приехал человек именно оттуда, из Горицы.

– Что с того, коли так?

– Почему бы нам не взять его с собой? Он знает, где и как ехать.

– Все, что надо, Олесь мне рассказал. У него есть другое важное дело. Выезжаем послезавтра с утра. Припасы в дорогу нам соберут. До Ростова хватит, там пополним. Одежда для поездки простая. На постоялых дворах с чужими разговоров не вести. Сабли с собой. Покуда сидите на подворье, а с утра восьмого июля тронемся. Все, ступайте!

Костыль встретил товарищей вопросом:

– Какие новости?

– Собирайся в путь-дорогу, Фадей, – ответил Холодов, ложась на лавку.

– Куда мы на этот раз?

– Далече. В Горицкий женский монастырь.

– А где это?

– На Вологодчине, у Белоозера.

– Ого. Да, не близко, особенно по нынешним дорогам.

– Таково повеление князя.

– Да, понял. Оно и к лучшему. Тут, конечно, не Муром с порядками боярина Кошкина, и не Углич с твоими жадными, извини, Андрюша, родственниками, но все равно как в темнице. Туда не ходи, сюда не гляди. А чего мы в Горицком монастыре, да еще женском, забыли?

– Туда князю Губанову с Григорием шибко надо. Зачем, не сказал.

– Так князь с нами поедет?

– Да.

– Как простой смертный? Или в повозке с охраной?

– Как мы. Да и повозка теперь не везде пройдет. На кормежку охраны уйма денег понадобится. Путь-то, почитай, шестьсот верст.

– А князь ехать не боится? Нам-то что, мы привычные, коли заваруха какая, отобьемся, уйдем. А вельможа в сваре и себя погубит, и нас вместе с собой.

Холодов потянулся и сказал:

– Ты говоришь так, будто Ивана Петровича не знаешь. Да он не хуже нас саблей владеет. В трусости его никто обвинить не может.

– Да, если князь чего задумал, то уже не отступится. Надо признать, с ним ловчее будет. С князем в дороге нам голодать не придется.

– Да, он о нас позаботится.

В комнату ввалился Закатный.

– Как дела?

– А чего ты такой радостный, Степа? – осведомился Костыль.

– Чего мне горевать? Мы с князем Иваном Дмитриевичем у Рыдановых были. Он убогой Алене гостинцев дал, Дарье моей – денег на харчи, позволил мне на ночь туда пойти. А у вас какие дела намечаются?

– Послезавтра уезжаем мы, Степа.

– Куда?

– Далече. Ты прости, но это тебя не касается.

– Эх, ну и служба у вас, то туда, то сюда.

Костыль хлопнул Закатного по плечу.

– Ну а на Москве что? Чем град стольный живет?

Закатный вздохнул.

– На Москве день ото дня все хуже становится. Торгаши сбесились, цену ломят. По весне пуд ржаной муки можно было за семь с половиной копеек купить, теперь двадцать пять отдай. Курица стоила копейку, сегодня пятак, пуд семги был тридцать пять копеек, а стал полтора рубля. Хлеб каждый день растет в цене. Скоро за пуд рубля три просить будут.

– Или отнимать, забирать даром, – проговорил Холодов.