Лживая взрослая жизнь

К моему удивлению, он совсем смешался. Но затем проявил настойчивость, даже попытался меня поцеловать. Однако в конце концов отступился, забормотал: “Я тебя не понимаю, ты меня очень расстроила”. Мы уселись на белые ступени лестницы и стали смотреть на прекрасный Неаполь, словно покрытый прозрачным куполом, снаружи — голубое небо, внутри — пар, все камни города как будто дышали.

— Ты совершаешь ошибку, — сказал Коррадо.

— Какую ошибку?

— Ты думаешь, что лучше меня, но ты не поняла, кто я на самом деле.

— И кто же ты?

— Подожди и увидишь.

— Я буду ждать.

— А вот Розарио ждать не может, Джанни.

— Причем тут Розарио?

— Он в тебя влюбился.

— Да ладно!

— Точно. Ты с ним заигрывала, теперь он считает, что ты его любишь, и все время говорит о твоих сиськах.

— Он заблуждается. Скажи ему, что я люблю другого.

— Это кого же?

— Не скажу.

Он попытался выяснить, о ком идет речь, но потом все же сменил тему и опять обнял меня за плечи.

— Этот другой — я?

— Нет.

— Не может быть, чтобы ты была со мной так ласкова, но не любила.

— Уверяю тебя, может.

— Значит, ты шлюха.

— При желании да.

Я хотела спросить его о Роберто, но, зная, что Коррадо терпеть его не может, что он начнет поливать его грязью, сдержалась и решила разузнать что-нибудь, заведя разговор о Джулиане.

— Она очень красивая, — стала я расхваливать его сестру.

— Да что ты, она вся высохла, похожа на ходячий труп. Видела бы ты ее утром, когда она только проснется.

Он сказал еще несколько гадостей и объяснил, что теперь Джулиана, чтобы удержать ученого женишка, строит из себя святошу, хотя на самом деле она совсем не такая. Когда у тебя есть сестра, сказал он, с бабами дела иметь не хочется, потому что ты знаешь: бабы во всем хуже нас, мужиков.

— Тогда убери руку и не пытайся больше меня целовать.

— Причем тут это, я же влюбился.

— Значит, влюбившись, ты видишь меня другими глазами?

— Я все вижу, но забываю, что ты такая же, как сестра.

— Вот и Роберто видит Джулиану не такой, какой видишь ты, а такой, какой ты видишь меня.

Коррадо занервничал, эта тема его раздражала.

— Что может видеть Роберто? Он слепой и в бабах не разбирается!

— Возможно, но когда он говорит, все его слушают.

— И ты тоже?

— Да нет.

— Он только дуракам нравится.

— Твоя сестра дура?

— Да.

— Значит, ты один умный?

— Я, ты и Розарио. Он хочет тебя увидеть.

Я недолго подумала и сказала:

— У меня много уроков.

— Он рассердится, он же сын адвоката Сардженте.

— Важной шишки?

— Ага. С ним опасно ссориться.

— Корра, у меня нет времени, вы в лицей не ходите, а я да.

— Так тебе интересно только с теми, кто учится?

— Нет, но есть огромная разница между тобой и, скажем, Роберто. У него нет лишнего времени, он все время корпит над книгами.

— Опять этот Роберто! Ты что, влюбилась?

— Еще чего!

— Если Розарио решит, что ты влюбилась в Роберто, то он или сам его убьет, или подошлет кого-нибудь.

Коррадо сказал, что я не могу не повидаться с Розарио. О Роберто мы больше не упоминали.

10

Прошло немного времени, и у лицея появился Розарио. Я сразу его заметила: он стоял, прислонившись, к машине с открытым верхом, высокий, худой, неизменно улыбающийся, одетый намеренно дорого, что среди моих одноклассников считалось дурным тоном. Он не махал руками и не шевелился, он был словно уверен, что если не его самого, то уж его желтую машину нельзя не заметить. И он был прав, все глядели на нее с восхищением. И, разумеется, глядели на меня, когда я неохотно, словно подчиняясь отданной издалека команде, подошла к нему. Розарио с нарочито равнодушным видом уселся за руль, я со столь же равнодушным видом села рядом.

— Отвези меня сразу домой, — сказала я.

— Ты госпожа, а я твой раб, — ответил он.

Он завел мотор и нервно рванул с места, давя на клаксон, чтобы ребята расступились.

— Ты помнишь, где я живу? — встревоженно спросила я, потому что он поехал вверх по улице, которая вела к Сан-Мартино.

— На вершине Сан-Джакомо-деи-Капри.

— Но мы не едем на Сан-Джакомо-деи-Капри.

— Потом поедем.

Он остановился на улочке у Сант-Эльмо[10], повернулся и взглянул на меня со своим неизменно веселым выражением.

— Джанни, — объявил он торжественно, — ты мне понравилась, как только я тебя увидел. И мне захотелось сказать тебе об этом, когда мы останемся наедине, в спокойном месте.

— Я некрасивая, поищи себе красивую девушку.

— Неправда, просто у тебя особый тип внешности.

– “Особый тип” означает, что я некрасивая.

— Да ладно, такой груди, как у тебя, не бывает даже у статуй.

Он потянулся, чтобы поцеловать меня в губы; я дернулась назад и отвернулась.

— Мы не можем целоваться, — сказала я, — у тебя слишком выступают зубы, а губы слишком тонкие.

— А как же другие меня целуют?

— Значит, они беззубые, вот и целуйся с ними.

— Не надо так шутить, Джанни, я обижусь.

— Это ты шутишь, а не я. Ты все время смеешься, вот мне и хочется шутить.

— Ты же знаешь, что у меня такой рот. На самом деле я очень серьезный.

— Я тоже. Ты мне сказал, что я некрасивая, а я сказала, что у тебя выпирают зубы. Теперь мы квиты, вези меня домой, а то мама волнуется.