Лживые зеркала

Но все изменилось в тот момент, когда появился человек, за жизнь которого она боялась больше, чем за свою собственную.

– И не подумаю, – храбрясь, отрезала Уинифред. В рот хлынула кровь – она снова прокусила щеку. – Если вы полагаете, что способны склонить меня к предательству, то глубоко ошибаетесь.

Уоррен вздохнул и опустил руку, но лицо выражало насмешливое презрение, и от этого ей стало не по себе.

– Сколько раз я тебе говорил, что ты отупеешь, стоит тебе поддаться эмоциям? – устало, будто втолковывая ребенку простейшую из истин, спросил он. – И вот результат. Нашла себе прихлебателя, который целует землю, по которой ты ступаешь. – Он покачал головой. – Его раболепное поклонение испортит тебя окончательно. Что дальше? Неужели ты полагаешь, что мой сын на тебе женится, а?

– Разумеется, нет, – с достоинством ответила Уинифред. Он не мог уколоть ее тем, за что она бранила сама себя. – Я не строю подобных иллюзий, мистер Уоррен. Мне это и не нужно – достаточно того, что мистер Дарлинг знает, что я никогда не предам его доверие.

– Значит, ты такая же идиотка, как и он! – рявкнул Уоррен, и она невольно вздрогнула. – Слепая верность никогда не приводит ни к чему хорошему. Она делает честь доброте, но не уму. Главное – иметь цель, средства для ее достижения и уметь вовремя выбирать сторону победителя, Винни. У тебя же нет ничего.

Уоррен медленно начал поднимать бювар. И в тот самый момент, когда Уинифред почти уверилась в собственной смерти, она кое о чем вспомнила. Выпустив голову Дарлинга, она выхватила заткнутый за корсаж револьвер и взвела курок. Уоррен искривил губы, но в глазах мелькнул страх. Уинифред успела его заметить.

– И что же, ты выстрелишь в меня? – насмешливо спросил он. – Ты, Винни? Хвалиться и разбрасываться угрозами ты горазда, но вот пустить их в ход никогда не была в состоянии.

Покалеченная рука Уинифред, стискивавшая револьвер, так прыгала, что она наверняка промазала бы, даже если бы и правда решилась в него выстрелить.

– С чего вы взяли, что я вас не убью? – поинтересовалась она, вложив в голос побольше ярости. – Я уже убивала. Я убила мистера Мэшвуда.

На этот раз к страху в его глазах прибавилось удивление, и оно придало Уинифред сил. Уоррен понял, что она больше не та девочка, которая послушно терпела прикосновение раскаленной кочерги, захлебываясь собственной желчью. Ей хотелось, чтобы он тоже ее боялся, пусть и не так сильно, как она его.

– Вот как? Интересно. С чего же ты взяла, что, убив чужого тебе старика, ты наберешься воли пристрелить и меня?

– Я вас ненавижу.

– Разве этого достаточно? – со смешком возразил он и бросил взгляд на распластанного у нее на коленях Теодора. – Даже он, мой маленький мститель, знает, что одной ненависти для убийства мало. Нужна смелость. А у тебя ее нет.

«Ты можешь сделать гнев своим оружием. Мечом, которым будешь сражать врагов».

Сердце комком застряло в горле. Уинифред зажмурилась и, не дав себе времени на раздумья, нажала на спусковой крючок. Револьвер звонко щелкнул… и не выстрелил. Она открыла глаза и снова вдавила крючок. Уоррен, отшатнувшийся было, теперь глядел в направленное на него дуло со злобной радостью.

Но почему?.. Уинифред самолично вычистила, смазала промасленной тряпкой и зарядила оружие. Оно не могло дать осечку. Как же…

Стеллан.

Пока она была без сознания, он наверняка обыскал ее. Сунул свои грязные руки ей под корсаж, разрядил револьвер и сунул его обратно. Столь жестокая шутка вполне в его стиле. Уинифред почувствовала, как по ее лицу катятся злые слезы, но у нее не было сил их вытереть.

– Надо же. Ты, должно быть, и правда по уши влюбилась, – удивленно произнес Уоррен и покачал головой. – Глупышка Винни. Ты мое самое большое разочарование.

Он снова замахнулся и опустил бювар ей на голову. Удар пришелся точно углом.

Глава 22 Пощечины и храбрецы

Ощутив тупую боль в черепе, Уинифред отстраненно подумала: странно, что она все-таки не умерла. Лихорадка, три удара по голове, раздробленная кисть – а ее юному телу все нипочем. Неужели только пуля в сердце сможет усыпить ее окончательно?

Сначала она чувствовала только боль. Потом до ее сознания донеслись звуки и запахи. Тяжелые горьковатые запахи ладана, табака и пота. Мужские голоса. Один из них взволнованный, испуганный. И он принадлежал Теодору. Уинифред окончательно пришла в сознание. Не повторяя своей прошлой ошибки, она расслабила мышцы лица и замерла, затаив дыхание.