Лживые зеркала

Карета начала замедлять ход, и она отодвинула шторку, давая Теодору понять, что разговор окончен.

– Кажется, мы приехали. Как думаете, вы сумеете дотащить меня? Или мне попросить кучера?

Дарлинг поспешно вскочил. Лошади остановились, и он чуть не упал на Уинифред, едва успев удержаться за полку для багажа.

– Не надо, я сам. – Юноша выпрямился и подал ей руку. – Кажется, вы что-то говорили про страдальческое выражение лица?

* * *

– Извините, сэр, но я не могу вас впустить.

Дворецкий смотрел на них тупым, как у осла, взглядом. Уинифред с раздражением подумала, что вряд ли он вообще в состоянии их разглядеть из-под стекол залитого дождевой водой пенсне. У далеко не тщедушного Дарлинга уже начинали дрожать руки. Она сама не пушинка, да и платье тяжелое. Бархат вобрал в себя воду, как тряпка, и был безнадежно испорчен.

– Вы, кажется, не понимаете. – В голосе Теодора прорезались истеричные нотки. – Моя жена ушибла ногу и мучается от страшной боли, а это ближайший дом на многие мили!

Он поудобнее перехватил талию Уинифред, и у нее по телу побежали мурашки. Она старалась не думать о том, как плотно сейчас прижимается к Дарлингу, как его руки обхватывают ее талию и ноги. Ей оставалось только неловко вцепиться в ворот его сюртука. Когда Теодор менял положение рук или ветер вдруг приносил ей в лицо его цветочный аромат, она ничего не могла поделать с бешено скачущим сердцем.

– Сожалею, сэр, но ничем не могу помочь, – тупо повторил дворецкий. – Господа сегодня никого не принимают.

– Но это дело жизни и смерти! – вырвалось у Дарлинга, и Уинифред, изображавшая полуобморочное состояние, покосилась на него с удивлением. – Вы хотите, чтобы на вашей совести была смерть моей жены?

Уинифред поморщилась. Драматические роли Теодору не даются, он бессовестно переигрывает.

Дворецкий пошамкал губами, готовясь в очередной раз выдать заготовленную фразу. Тогда Дарлинг торопливо выложил последний козырь:

– Просто доложите своим господам. Скажите, что миссис Дарлинг повредила ногу, и ее муж смиренно просит у них ночлега. Такая буря, что не видно ни зги.

В подтверждение его слов шквал ветра едва не снес пенсне с носа дворецкого, и это оказалось более убедительным аргументом, чем все слова Дарлинга. Он снова пошамкал губами и наконец сказал:

– Обождите здесь, сэр. Я доложу о вас.

Он ушел, оставив их мокнуть под дождем у кованых ворот Клэртон-мэнора. Высокие и неприступные, те окружали большой темный сад и двухэтажный дом в георгианском стиле. Уинифред и Теодор, стуча зубами от холода, переглянулись.

– Такого я не ожидал, – признался Дарлинг. Его мокрые волосы прилипли ко лбу. – Экое недружелюбие. Ума не приложу, что нам делать, если и хозяева откажут.

– Не откажут, – возразила Уинифред, хотя ее уверенность начала давать трещины. – В такую погоду и собаку на улицу не выгонят.

Она наблюдала, как твердолобый дворецкий пересек сад и вошел в дом, где на первом этаже мутным желтым светом горели окна.

Теодор зажмурился, когда порыв влажного ветра в очередной раз отхлестал его по щекам. От натуги у него на виске забилась жилка.

– Уинифред, может, я… опущу вас ненадолго? – наконец выдавил он. – Всего на минутку, пока он не вернется. Ваша нога ведь… в порядке?

Ее тело выскальзывало из его ослабевающих рук, и юноше приходилось заново его перехватывать. Но Уинифред вовсе не хотелось, чтобы Дарлинг ее отпускал. Даже продрогнув до костей, со слабо ноющей лодыжкой, ей было приятно находиться так близко к нему. Повинуясь эгоистичному глупому порыву, она резко возразила:

– Сейчас они наверняка выглянут в окно, чтобы хорошенько рассмотреть нас. Что же они подумают, если вы вдруг преспокойно опустите меня на землю?.. К тому же, похоже, я слишком сильно стукнула себя – нога и вправду болит, – соврала она.

Теодор замолчал и снова перехватил ее талию, заставив Уинифред вздрогнуть от волны мурашек, пробежавших по телу.

– Тогда… может, обхватите меня за шею? – несмело предложил он. – Так мне будет намного легче вас держать. И нас охотнее примут за супругов.

– Хорошо, – сказала Уинифред и удивилась тому, как легко согласилась. Отпустив лацканы сюртука Дарлинга, она обвила руками его шею.

Оба затаили дыхание. Никогда еще они не были так близко друг к другу. Их лица разделяло не более дюйма.

Капли дождя повисли на ресницах Теодора, струились по его лицу, капали с темных прядей. Он чуть приоткрыл рот, не решаясь вдохнуть. Его взгляд замер где-то чуть ниже ее глаз, и Уинифред не могла понять: он снова рассматривает ее нос или на этот раз его внимание приковано к ее губам?

Она подалась вперед, и кончики их носов соприкоснулись. Уинифред не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Сердце колотилось о ребра с такой силой, что причиняло ей физическую боль. Дарлинг широко раскрыл глаза. Глубокие, густо-черные, они смотрели на нее с недоверчивым, робким благоговением. Не отдавая себе отчета, Уинифред притянула его за вихры на затылке и поцеловала.