К тому времени в СССР выросло второе поколение начальников, соткавших весьма запутанную паутину запретительно-разрешительных социальных отношений. В данном эссе уже отмечалось, что в среде начальников выживали лишь наиболее толстокожие, сермяжные люди, отличающиеся дисциплинированностью, грубостью и напористостью. Увидев в советской системе «Ариаднову нить», способную вывести их «в люди», они с юных лет вставали в шеренги «боевых штыков», заражались человеконенавистничеством, а свое невежество в вопросах истории, религии, искусства возводили в ранг добродетели. Мужая и набираясь жизненного опыта, приобретая полезные связи, эти люди поднимались в должностях и званиях, ученых степенях и прочих рангах. Вследствие прискорбной ограниченности своего кругозора, новоиспеченные начальники не утруждали себя размышлениями на тему: кто же создал скоростные социальные лифты для каламбуристов, уголовников, садистов? Они смотрели на евреев, враз захворавших ностальгией по землям, давным-давно заселенным другими семитскими народами, как на антисоветчиков, или как на зажравшихся еретиков. Этих начальников никто и ничему толковому не учил, а готовили их лишь к тому, чтобы они точно в установленные сроки выполняли порученное дело. Так потомки террористов (то бишь «прирожденных» марксистов), некогда установивших в огромной стране кровавый оккупационный режим, оказались заложниками государства-узилища, выросшего из тесного кокона этого же оккупационного режима. А начальники, которые в любом другом обществе, кроме советского, крутили бы баранки грузовиков или бы работали вышибалами в увеселительных заведениях с сомнительной репутацией, теперь вправляли «непутевым» евреям мозги и учили их тому, что социалистическую родину нельзя продавать, а необходимо ее любить, воспевать и лелеять. Воистину, что посеешь, то и пожнешь!
Второе поколение начальников отличалось мордастостью, громким командирским голосом и размашистой жестикуляцией. Начальники охотно матерились и столь же охотно гневались на подчиненных, любили сморкаться и плеваться на ходу (в коридорах представительных административных зданий не случайно стояли на тонких ножках аккуратные плевательницы), предпочитали соленые шутки, панибратские похлопывания по плечу, а еще обожали вспоминать о своем босоногом детстве. В создании такового неприглядного типажа в определенной мере был повинен все тот же агитпроп, который в послевоенном Советском Союзе оформил довольно четкий «социальный заказ». В кинематографе с поразительной настойчивостью воспроизводилась одна и та же коллизия. Кое-как одетый, небритый, полуголодный «красный» командир или комиссар побеждает в физическом или интеллектуальном поединке тщательно причесанного и выбритого, хлыщевато одетого в выглаженную форму и новехонькую портупею «белую сволочь». Почему-то с особенным любованием советские режиссеры наряжали актеров и актрис в эсесовскую форму. Блондины и блондинки с безупречными профилями, облаченные в черные кителя и накрахмаленные белые рубашки, в сапогах и сапожках, начищенных до зеркального блеска, с ухоженными ногтями и развитым музыкальным вкусом выглядели на широких экранах очень эффектно. Советских же офицеров часто показывали осунувшимися из-за хронического переутомления: обычно они спали не в кроватях, а на диванах или в креслах, или даже на столах, как правило, не снимая гимнастерок, чтобы всегда быть готовыми подняться по боевой тревоге и тут же приступить к выполнению сложного задания. Конечно, причесывались только пятерней, курили какие-то самокрутки, и вооружены были отнюдь не лучшим образом, но неизменно одолевали глянцевого противника, не скрывавшего своего презрения к «лапотникам».
Такие же противостояния возникали в качестве эпизодов «холодной войны». В кинофильмах советского производства элегантно, а порой экстравагантно одетые иностранцы приезжали в СССР непременно с дурными намерениями. В качестве агентов разведок недружественных государств или в банально криминальной деятельности их уличал какой-нибудь распутеха-следователь, а то, и «простой советский человек» в кепке с мятым козырьком и в стоптанных, давно нечищеных башмаках.
Казалось бы, зачем подчеркивать свою заурядность или свое безвкусие или свое незнание хороших манер? Ведь в США даже гангстеры — выходцы из городских трущоб — старались выглядеть «приличными людьми с положением». Дело в том, что в СССР с упорством, достойным иного применения, настаивали на том, что не столь важны выправка и аккуратность, развитый вкус и хорошие манеры, не говоря уже об осведомленности в таких тонких материях, как мировая философия или течения в искусстве, сколько важно убеждение в правоте своего дела: именно безоглядная приверженность марксизму и являлась залогом всех предстоящих побед над противниками, казалось бы, превосходящими подлинных героев современности (комсомольцев и коммунистов) практически по всем параметрам. И подобная установка на всепобеждающую поступь коммунистической идеологии встречала самый горячий отклик у миллионов советских зрителей.